– Постой, Васильевич, – вскричал Ваня. – пусть хотя бы эта сучка отсосет у меня за оскорбление идеалов Революции достоинства.

– Капитан, смирно! – приказал Скоморох. – Немедленно развязать Юлию Владимировну и проэтапировать гражданина Перельмана в прокуратуру города.

– Есть, пане майор, – вытянулся Ваня, щелкая огромными зубами.

– И открой настежь дверь, здесь нечем дышать, – миролюбиво сказал Скоморох, пряча бумагу с явкой от Перельмна во внутренний карман пиджака. – Натан, – почти дружески сказал он, – а где ты прячешь Пермана?

– Где старый еврей может прятать своего соплеменника? Конечно, в городской синагоге.

Перельман поднялся, скинул с себя халат, одел темный плащ, берет, подошел к двум плачущим женщинам, обнял их и поцеловал.

– Я готов, – сказал он Скомороху.

Слово «мутация» застряла в голове Скомороха, как пуля. Теперь ему стало ясно, кто был виновен в трагедии, разыгравшейся в его жизни. Это случилось полгода назад. Роясь в столе единственной и любимейшей дочери Анфисы в поисках стирающей резинки, Скоморох обнаружил там увесистый том Талмуда с комментариями еврейских мудрецов на русском языке. Омерзение, которое он испытал в первый момент, был сравнимо разве что с ощущением в ладонях испражнений слизистой болотной жабы. В следующее мгновение кровь так резко ударила в голову, что на несколько секунд он потерял сознание и упал со стула на ковер. Придя в себя, он медленно поднялся. Ноги отказывались подчиняться, хотя он чувствовал в икрах огонь. Казалось, что ноги просто отстегнулись от тела, как протезы. Он стоял, державшись обеими руками за письменный стол и медленно приходил в себя. Наконец-то он почувствовал, что ноги пристегнулись и можно было идти. Он пошел на кухню к жене, неся на вытянутых руках Талмуд. – Что это такое? – хотел он закричать, но смог только прошипеть. – Что с тобой, Вася? – обомлела жена Вера Она выхватила из его рук книгу, отшвырнула ее в сторону плиты и подхватила мужа, дрожащего от гнева и бессилия. Жена усадила Василия в его любимое кресло-качалку, быстро накапала в стакан волокардин и валерьянку, залила простой водой из-под крана и заставила мужа выпить лекарство. Василий Васильевич сидел мертвенно-бледный и прерывисто глотал воздух. Он впервые почувствовал, как сердце стучит за грудиной, как будто хочет вырваться на волю. Ощущение было неприятное и он впервые подумал о внезапной смерти. Но мысль о том, что причиной его смерти будет жидовский Талмуд, привела его в ярость, а самое главное, вернула опять жизненные силы в грузное тело. – Где эта тварь? – спросил Василий Васильевич жену. – Кто? – удивилась жена, видя, что серое лицо мужа оживает и покрывается пятнами. – Твоя дочь, – сделав над собой усилие, произнес Скоморох.

Всегда, когда их дочь Анфиса делала что-то не то, она становилась полусиротой, у нее исчезал отец, и все недостатки в ней могли происходить только от матери.

– Чтоб у тебя язык отсох! – крикнула Вера Василию. – Здесь тебе не следственный кабинет, а твоя дочь не беспризорная. Да, у нее нет отца, зато есть мать которая не даст ее в обиду.

– Ты сейчас сама потеряешь дар речи, – сказал муж. – Где эта книга? Вера подняла книгу и подала ее Василию.

– Откуда у нее эта книга?

– Я не знаю. Может, в библиотеке взяла. Девочка свободно говорит на двух языках, дополнительно учит китайский. Что в этой книге такого страшного, что ты чуть дуба не дал?

– Ты знаешь, что это такое? – спросил Василий, положа руки на толстый том.

– Камасутра? – предположила жена. – Так ей уже давно нужно этим заниматься.

– Дура!

– Сам дурак! Ей девятнадцать лет. А из-за такого отца, как ты, она еще девственница. «Отдаваться нужно только в первую брачную ночь и только мужу.» – перекривила она Василия. – Что толку, что я до тридцати лет никому не давала? Получила в награду такое счастье, как ты?