Но до этого оставалось еще много лет, а именно в то утро мы были лучшими друзьями, был канун Рождества, мы сидели у огня и пили греющий живот и развязывающий язык ром «Сен-Джеймс». Мы сидели на террасе пивной, тут было теплее, но все равно утро выдалось очень холодным, несмотря на солнце, и мы видели пар нашего дыхания, когда разговаривали и даже когда просто дышали.

Мы немного поговорили о нашей утренней работе, и Гектор поведал мне, что собирается отдохнуть со шлюхой, с которой познакомился несколькими днями раньше и которую хочет наставить на путь истинный.

Имя у девушки было оригинальное – Виктория. Она приехала из Сент-Луиса в Париж, чтобы стать певицей или танцовщицей. Но она прошла через круги bal musettes[16], затем попала в revues поменьше, затем в «Фоли Бержер», а потом скатилась в самый низ, и теперь ее трудовое имя было Соланж.

Я встречался с ней раз или два, она была вполне хорошенькой: блестящие черные волосы, не по моде длинные и прямые. А глаза синие, не голубые, как у Гектора, и у нее была милая улыбка, но не было ямочек Гектора. И все же она была вполне привлекательной, и, глядя на нее, становилось грустно, что вот приехала она в Париж юной, были у нее мечты, но эти мечты не осуществились, даже близко ничего похожего не произошло, и превратилась она в обычную девушку с панели.

Когда Гектор получил деньги, он снял ей квартиру, что вызвало небольшой скандал с его вздорной и вдруг впавшей в религию femme de menage[17] и вынудило его искать жилье.

– Мы с Вики сегодня утром сделали немного попкорна, – сказал мне Гектор. – Все утро мы нанизывали попкорн, а после ленча собираемся пойти в Люксембургский сад. Я там нашел прекрасную сосну, совсем как новогодняя елка дома, мы повесим на нее попкорн и будем следить, как его клюют птицы, потом выпьем немного кирша и споем пару рождественских песен. Ты с семьей должен встретить нас там, Хем.

Как будто что-то вспомнив, Гектор сунул руку под стол и порылся в кармане лежащего на стуле пальто. Потом протянул мне небольшой бумажный сверток и сказал:

– Счастливого Рождества, Хем.

Это была металлическая фляжка, и я чувствовал, что в ней что-то булькает. Я уже собрался отвинтить пробку и понюхать, как он сказал:

– Перно. – Он поднял свой стакан с ромом. – Alla tue salute/

– Salute, – сказал я. Мы чокнулись, и он протянул мне еще два небольших свертка.

– Тот, что в красной бумаге, для Бамби, – сказал он. – Эту вещицу я на днях увидел.

Второй сверток, сказал он, предназначался моей жене. Гектор был чуть моложе меня, и моя жена относилась к нему по большей части как к младшему брату. Но иногда они начинали флиртовать друг с другом, и я понимал, что они относятся друг к другу очень хорошо, а Гектор, возможно, даже немного влюблен в мою жену. Разумеется, если такие люди, как Гектор, способны влюбляться. Но в то время все это было совсем невинно, так что, когда я, работая журналистом, вынужден был уезжать по заданию, я знал, что Гектор будет за ней присматривать, и за нашим сыном тоже, что они будут в безопасности и ничего непотребного не произойдет.

Но я ощущал через бумагу контуры подарка и чувствовал, что начинаю закипать. Рыжие волосы моей жены совсем отбились от рук после рождения ребенка, стали густыми и непослушными, а она умудрилась потерять одну из своих любимых щеток для волос, когда мы переезжали из Торонто. Только сегодня, когда я уходил, она чертыхалась, не в состоянии расчесать густые рыжие волосы.

Несколько дней назад мы с женой и Гектор со своей шлюхой, вставшей на путь праведный, гуляли по городу, жена увидела в витрине антикварной лавки серебряную щетку и что-то сказала по этому поводу. Я понял, что подарок – та самая щетка, которая ей понравилась.