Под статьей оказывается много комментариев. Слова кричат в девушку с голубого экрана, заливают обжигающим гневом рот, расплываются жирным пятном перед глазами.

В маленьких городках люди как части единого монолита подпирают друг друга, врастают рассудком и чувствами, становятся в чем-то похожими. Как пласт земли, поднимаемый сотрясающей волной, любое громкое событие волнует и будоражит, остается в людской памяти так долго, что и не стереть.

«Директор первой школы убит собственной женой» – пестрели газеты громким заголовком когда-то там, в прошлом. При жизни ее отчим пользовался большим уважением, те, кто был моложе, сами у него учились, те, кто старше, учили своих детей и внуков. Похоронный кортеж, провожавший мужчину в последний путь, тянулся на несколько сотен метров.

Сабина тоже была там. Кожу ее выедали чужие взгляды, впитывались алой буквой. Если девочка и хотела забыть о том, что случилось, спрятать в глубины подсознания преследующий ее красный цвет, ей бы просто не позволили. Все время похорон, когда читались проводящие речи, когда цветы опускались на крышку гроба, чтобы быть засыпанными комьями волглой земли, когда вокруг слышался плач и тихие разговоры, она думала лишь о том, как это несправедливо. Ее отчима, жестокого и ненавистного ей, в этом мире любили столько людей, а Сабину – совсем никто. Иначе почему она осталась совсем одна?

На седьмой день утомительная монотонность – за все это время только Любовь Григорьевна пару раз звонила справиться о ее состоянии – наконец потревожена. Сабине поступает звонок с незнакомого номера, и она чувствует некоторое волнение, прежде чем принять вызов. Неужели следователи обнаружили что-то и теперь потребуют явиться?

Однако ожидания Сабины не оправдываются – звонившим оказывается отец одного из ее бывших пациентов.

У Чиркена Авджи русско-турецкие корни. Она познакомилась с ним всего лишь в конце этой весны, когда в их отделение в экстренном состоянии привезли его сына Тимура, совсем молодого парня, на пару лет младше Сабины. Тимур пробыл без сознания несколько дней, прежде чем смог очнуться. Его тогда довольно быстро, через неделю, забрали на домашнее восстановление, хотя лечащий врач и был против того, чтобы отпускать пациента в относительно тяжелом состоянии. Парень оставил у нее смешанные ощущения. Она не могла забыть контраста изящного, словно придуманного лица и исказившей его до звериного оскала ярости, когда Тимур только пришел в себя. При виде отца он затихал, и это даже навело девушку на мысль о домашнем насилии, которая, впрочем, быстро исчезла.

Чиркен просит ее с ним увидеться, и девушке остается только гадать, что могло послужить причиной такому желанию. В первое их знакомство мужчина был безукоризненно вежлив и с ней, и с другим персоналом и ничего не намекало на то, что он как-то выделяет ее из остальных. К тому же с того момента прошло уже четыре месяца, и за все это время он не давал о себе знать.

– Будет лучше, если мы обсудим все при личной встрече, если, конечно, вам удобно, – дипломатично замечает мужчина и называет популярное кафе неподалеку, по дороге от ее дома до больницы.

Через час они уже сидят за одним столиком. Официант, вовсю расточающий улыбки в сторону Сабины, которая раньше бывала здесь частым посетителем, быстро приносит заказ.

Чиркен разливает для них ароматный травяной чай, и девушка греет озябшие на улице руки в жаре, исходящем от маленькой чашки. Пока они обмениваются ничего не значащими любезностями, не затрагивая последних городских новостей, она исподволь изучает мужчину напротив себя. Ему немного за сорок, у него интересное лицо, хоть и с несколько резкими чертами, теплые глаза и глубокий голос.