Тоннель охранялся русским отрядом под командованием полковника Попова, позже Попова перевели в качестве начальника станции Силаньжень. Он помог снарядить отряд для сопровождения обоза переселенцев. Нас с Колькой Саламатовым откомандировали съездить до отряда Попова и договориться о точном дне отъезда. Мы уехали и по прибытии в отряд, объяснили, зачем приехали. Попов был в отъезде, тот, кто его замещал, сказал, чтобы обоз выезжал самостоятельно. Мол, они договорились с жителями Ириктэ и они вас не тронут. В отряде мы встретили Сеньку Бакшеева, пообедали с ним, поезда ждать не стали и решили идти прямо через проход тоннеля. Нас проводили и мы тронулись через проход тридцать восьмого километра тоннеля. Тоннель шёл прямо и выход казался с отверстие в 200 мм, мы прошли первый километр, было сыро и темно. Около часа мы шли по тоннелю, со стен из тёсанного камня, текла вода, в небольших выбоинах было полно холодной воды и чем дальше мы шли, тем больше нам казался выход тоннеля. Мы не замечали ничего, но когда вышли, нас увидели переселенцы и страшно хохотали. Оказывается, мы были чёрные, как негры, от паровозной копоти, что осела на нас, пришлось мыться и стирать верхнюю одежду. Таким остался в памяти этот переход сквозь тоннель Большого Хингана.

На другой день, от нечего делать, я с Костей Чипизубовым, решили побродить по вершинам Хингана, мы взяли винтовки и отправились. Большой Хинган был сильно укреплён, видно японцы надеялись задержать на нём свой вход в Северный Китай и основательно его укрепили. Были построены огромные доты, прямо в скальных сопках и пещерах сооружены склады с боеприпасами и оружием, но при отходе всё это было заминировано. Советские минёры наставили предупреждающих знаков на русском и китайском языках об опасностях: «Не подходи – заминировано».

На вершине Большого Хингана растет некрупная кустарниковая берёза, мелкий дуб и осинник, чёрный тальник. Земля за короткое лето оттаивает всего лишь на триста-четыреста миллиметров. В кустах и зарослях, там и тут, валялись не убранные трупы японских солдат, их было так много, что местами приходилось перешагивать, так как не было возможности обойти. Вокруг валялось оружие, миномёты, станковые пулемёты, мелкокалиберные пушки, каски, фляги, посуда и многое другое. Целые поленницы снарядов и кучи гранат. Мы с Костей нашли две японские винтовки марки «Сакура» и два ящика патрон к ним, в металлических пулемётных лентах, захватили штук по десять гранат-лимонок. Лес был опутан телефонными проводами, а по земле натянуты проволочные шнуры дисковых мин, одну из них мы всё же взорвали, отчего получился внушительный взрыв и большая воронка.

Попробовали простреливать японские каски, предварительно повесив их на сук дерева или на пень. Прямое попадание прошивало каску с мукденской винтовки, но если стрелять сбоку, то пуля рикошетила и с визгом уходила в сторону. Наконец нам надоело бродить, да мы и порядочно устали, таская с собой все трофеи, и решили идти на станцию.

По дороге в одной заросли заметили сидящего человека с винтовкой между ног, мы насторожились. Я сказал Косте: «Это мёртвый японец солдат», но Костя настаивал, что видел, как тот шевельнулся. Мы подошли ближе и, лишь убедившись, что человек действительно мёртв, подошли вплотную. Он сидел в кроне молодых берёзок, опустив голову, прошитую пулей с правой стороны лба, винтовка «Сакура» лежала меж ног, он сидел, привалившись спиной к стволу берёзы. Труп уже порядочно раздуло, от этого он казался очень толстым, голова была опущена и слегка приоткрыт рот. Изо рта торчали крупные золотые зубы, по погонам мы определили, что это ефрейтор. Мы немного задержались, забрали карабин «Сакура» и пошли к своим, нас уже как раз потеряли.