Мы тепло попрощались с нашими гостями, обменялись адресами и объятьями.

С тех пор под каждое католическое Рождество нам приходили гигантские посылки из Германии. Там была одежда, обувь, косметика, лекарства, сладости и посуда. Некоторые вещи были совсем незнакомыми и приходилось на опыте постигать, что это такое.

Например, мама с тетей две недели мыли волосы детским маслом Джонсонс беби, прежде чем поняли, что это не шампунь.

Иногда посылки приходили и просто так, без повода. Но этот день сразу превращался для меня в праздник! Стоило мне только заслышать, что тати получила посылку, как я летела на хутор самая первая, кратчайшим путем, через пастбище, лавируя между удивленными коровами.

Но тати не спешила открывать посылку сразу, и приходилось ждать вечера, когда соберутся все дети и внуки и только тогда тати торжественно вскрывала коробку огромным кухонным ножом. Обычно к этому моменту мое напряжение достигало такого пика, что я буквально лишалась чувств. Все-таки не так уж много новых впечатлений я получала тогда и один вид коробки, которая прибыла откуда-то из другого мира, приводил меня в священный трепет.

О, посылка, собранная руками добрых друзей! Сколько было в тебе сюрпризов и сокровищ, сколько прекрасных вещей, что до сих одно слово «посылка» мигом вызывает ряд приятных, теплых воспоминаний!

Все самое интересное и вкусное обычно было снизу. А сверху лежала одежда. Тати целую вечность доставала широченные тренчи, акриловые кардиганы и брюки всех оттенков бетона. Как быстро билось мое сердце, торопя время, чтобы тати поскорее разобралась с одеждой! И вот тати выхватывает последнюю вещь, и под ней разноцветными упаковками вспыхивают сладости!

Все делилось честно поровну между всеми, кроме одежды. Одежду распределяли по принципу – кому подойдет. Чаще всего везло с размером тете Гаяне, так мне запомнилось. А может и нет, я тогда не сильно интересовалась одеждой, для меня это были тряпки как тряпки, хотя мама потом всю обратную дорогу до дома радовалась, как хорошо, что у меня будут теплые зимние вещи нормального качества.

Практически половина сладостей уходила ко мне, несмотря на многочисленность братьев и сестер. Почему? Потому что такие истерики, как я, не умел закатывать никто! Конечно, я понимала, что со стороны мое поведение выглядело очень некрасивым, но в оправдание скажу, что я была сладкоежкой до мозга костей.

И вообще, как можно было оставаться равнодушной при виде имбирных пряников-звездочек в сахарной пудре, объемистых упаковок желатиновых зверят, шоколадок РиттерСпорт, лимонно-апельсиновых леденцов, длинных туб печенья, засахаренных фруктов и орехов, карамелек на палочке, и прочих заморских яств.

Замечательно помню один золотистый летний вечер, когда мы стояли с тати на крыльце и наблюдали за тем, как во двор въезжали две длинные фуры.

– Представь, что там одни конфеты – сказала тати. – Ты бы смогла все съесть?

– Конечно! – ответила я категоричным тоном.

Неужели тати может в этом сомневаться!

Но там оказались не конфеты. Точнее не только. Там была мебель, посуда, много домашнего текстиля, кое-какая техника, электрическая швейная машинка для мамы, а также новенький, сверкающий зеленый велосипед, специально для меня, как было указано в сопроводительном письме.

Но, к сожалению, я не умела кататься и вообще была слишком мала для этого велика, поэтому он перешел кому-то из старших братьев, а спустя еще нескольких лет стал жалким подобием самого себя. Не потому что подвело знаменитое немецкое качество, а потому что ватага детей и один велосипед – мало совместимые явления.