Его речь прерывается с появлением в столовой персонала, несущего на большом подносе приготовленную утку. Поставив блюдо в центре стола, женщины режут птицу и обновляют воду с лимоном в стаканах, затем быстро уходят, оставляя нас вновь наедине.

— Я как раз хотела сообщить, что с этого дня мы живем так, как раньше, — неожиданно заявляет мать, отрезая небольшой кусочек томлёной утки.

Отложив вилку в сторону, я поднимаю глаза на неё, пытаясь понять смысл сказанного.

— Клара, — обращается отец к ней, — мы не принимаем поспешных решений, тем более за обеденным столом, — отрезает он.

— Бастиан, — аккуратно произносит она, — я считаю, нам следует вести себя как и прежде, чтобы не давать поводов людям обсуждать нас в негативном свете. Тем более, что вскоре все вопросы решатся… — она затихает, видя, как отцу тяжело об этом говорить.

— Клара… — более серьёзным тоном вновь повторяет отец, — сейчас не время об этом размышлять. Как только я со всем разберусь, тогда и поговорим.

— Я не стала отменять благотворительный вечер.

Ещё одна внезапная новость, окончательно отбивающая весь аппетит.

— Мама, что? — бросив приборы, я ошарашено смотрю на неё.

— Все почётные гости оповещены о событии, — продолжает она, невзирая на нашу с отцом реакцию. — И твои коллеги тоже, Бастиан, — констатирует она, нервно царапая вилкой по тарелке.

Отец поднимает глаза на мать, откладываясь вилку в сторону.

— У меня будет только один вопрос к тебе, Клара, — спрашивает ее отец ровным тоном, — Почему ты принимаешь решение самостоятельно, не советуясь со мной и другими членами нашей семьи?

— Бастиан… — вздыхает она, — Но ведь я хотела, как лучше…

— Спасибо за ответ. Я закончил, буду в своём кабинете, — резко сообщает отец и, вытирая губы, бросает салфетку на стол. Широкими шагами он пересекает гостиную и исчезает за поворотом, оставляя за собой шлейф недосказанности.

Мне становится тесно в просторном помещении, хочется выбежать и глотать ртом воздух, чтобы справиться с волной безразличия, исходящей от матери.

— Мама, пару дней назад ты места себе не находила, не разговаривала с нами, не обсуждала нашу общую проблему. А что изменилось сейчас? — Стараюсь сдержать волнение изо всех сил, чтобы губы не дрожали во время тяжелого для меня разговора.

— Меня тогда держали в неведении несколько дней, — сообщает она ледяным тоном. — Зато сейчас я в курсе всего процесса. И, как сказал отец, в скором времени все закончится. Мы не должны давать людям повод думать о нас в негативном свете.

— Я не хочу делать вид, будто все в порядке, — отрицаю я, тяжело выдыхая.

— Надо держать лицо, Эванджелина. И как можно чаще улыбаться. Особенно, когда будет благотворительный вечер, — улыбается она. — Ты красивая, молодая девушка, тебе давно пора начать присматриваться к мужчинам, — с долей романтизма в голосе произносит Клара. — А на мероприятии будет много достойных и щедрых ухажеров, готовых расстаться с холостой жизнью.

Боже, это уже слишком. За скоростью перемен настроения матери не уследить даже профессиональным психологам. С каких пор Клару Ришар стал волновать мой девичий статус? Все это мне кажется сплошным сюром, взятым под контроль матери, решающей вопросы по собственному методу для своей же выгоды. Что будет с Маэлем, она подумала? С отцом? Со мной? Не представляю, какую реакцию выдаст брат, узнав, что отец уже празднует, как ни в чем не бывало.

— Мероприятие в пятницу, — ее голос звучит эхом где-то рядом. — И, милая, — окликает она меня, когда, не выдержав ее рассуждений, я встаю из-за стола, собираясь покинуть ее общество, — в приоритете для тебя — найти крепкую опору. — Ее слова бьют похлеще мокрого хлыста по щекам. — Во всем остальном это забота моя и твоего отца. Мы хотим вам с Маэлем только самого лучшего… — произносит Клара мне вслед, когда я торопливо выхожу из кухни, с желанием разрыдаться от тяжёлого чувства непонимания.