– Нехбет скажет тебе.

Седжи помолчал чуть, но девушка не задала ему нового вопроса.

– Сколько родов шери в Нехе и округе? – вдруг спросил он.

– Не знаю, – Ренехбет пожала плечами, пытаясь скрыть недоумение.

– Семь, – сказал Седжи – у каждого свой хемму, и люди приносят ему жертвы. Так и должно быть. Но некоторые из этих хемму могут быть кровожадны и опасны для других. Встретив такого человека, ты увидишь гнев и ночь в его глазах, даже если он об этом не знает. Ты должна будешь видеть это, Ренехбет.

Кажется, впервые он обратился к ней по имени, вместо того, чтобы назвать уари-на. Ренехбет посмотрела на него, он молчал, глядя на неё в ответ.

– Почему ты говоришь мне все это сегодня, Седжи? – наконец спросила она, – есть ли что-то, что мне угрожает? Или уари-на должна что-то знать, а я не знаю? Я не росла в Нехе, ты знаешь. Скажи мне, что ты хочешь, Седжи.

– Я хочу, чтобы ты запомнила мои слова, – старый жрец покрепче перехватил рукой свой посох, – Гор-Кха теперь далеко. Пусть крыло Сокола хранит его там, но здесь, в Нехе, теперь ты старшая. Нехбет даст тебе мудрость, даже если меня не будет рядом.

– Почему тебя не будет рядом? – спросила Ренехбет.

– Потому что наше ка может в любой миг покинуть нас, – сказал Седжи, – наши души уйдут к закату, откуда когда-то пришли наши предки. Но Гор-Сокол не оставит своих детей. Я проживу достаточно, чтобы увидеть, как строится его дом, и как твой уари еще раз вернется с принесенной им победой.

Он повернулся к камню.

– Теперь обратимся к кормчему небесной ладьи, уари-на.

Спускаясь по холму, Ренехбет думала о разговоре со жрецом, вновь и вновь вспоминая его странные слова. Он говорил ей о духах ночи, о людях, чья душа была ими похищена, о ночном шакале Хатхе – зачем? Может, ей просто полагалось знать это. Но может, и нет. Она оглянулась вокруг, приостановившись. Хижины на склонах двух холмов, каменистое русло сухого ручья, стук камня о камень, голые дети, игравшиеся в тени акации. Ничего, что могло бы вызвать страх, но Нехе вдруг снова показалось Ренехбет чужим и враждебным. Она оглянулась, ища глазами Мерхет. Девушка стояла в нескольких шагах за ней, остановившись, когда остановилась Ренехбет.

– Видела ли ты человека, чью душу похитили ночные духи, Мерхет? – вдруг спросила она.

– Нет, уари-на. Там, где я родилась, все носили обереги, и духи ночи не могли причинить нам вред, – ответила Мерхет, – здесь, в Нехе, я иногда слышала о таких людях, но сама их не видела.

– А откуда ты родом?

– Хижины нашего рода там, за холмами, пол-дня пути от Нехе, уари-на.

Кроме больших селений, в долине Реки были разбросаны и множество мелких деревушек – обычно в них жил один род. В таких деревушках нет собственных джедов, и люди из них приходят на празднества или торжища в селение, чьего хемму признают. Такие деревушки были и вокруг Ме-Нари, и вокруг Нехе. Но в окружавших Ме-Нари деревушках не отдавали своих дочерей прислуживать шери. А здесь это случалось.

Она еще раз посмотрела на девушку. Мерхет была чуть старше её, но не намного. Невысокая, шире её в бедрах и плечах, грудь, которую та не прикрывала, уже налилась соком. Она была готова к деторождению, и Ренехбет впервые задумалась, есть ли у неё мужчина и, если нет, желает ли она его.

– Идем, – сказала она ей, – я хочу окунуться в Реку. Небесный огонь очень жарок сегодня.

Они спускались к берегу долго. Ренехбет понимала, что ей нельзя купаться перед остальными, даже женщинами, потому что уари-на не должны видеть голой. Выше по течению, за небольшой рощицей, было хорошее место. Деревья заслоняли от нескромных взглядов и давали тень, а тихая заводь позволяла плескаться, не боясь, что течение утащит в глубины Реки – как погиб её брат два лета назад.