Я слушал рассказ Максимовича, изредка вставляя слово – другое:

– И сколько времени у него ушло на дорогу туда и обратно?

– В аккурат, два года. Дорога ведь дальняя. Дед потом рассказывал, что больше шел пешком. Около костра приходилось частенько ночевать…

– Ничего себе! – изумился я.

Максимович на полуслове оборвал рассказ, так как у меня запрыгал поплавок. Затем продолжил:

– Понравилось ему одно место у реки: большая поляна, недалеко озеро, а вокруг – сопки, тайга. Красотища! Всей деревней поехали на новое место жительства со всем своим скарбом, на лошадях добирались. Начали осваивать выделенные участки земли, строили жилье.

– А как деревню назвали?

– Воронжа. Среди переселенцев было много из воронежской губернии. И вот потихоньку жизнь у людей стала налаживаться. «Скоро заживем!» – думали переселенцы, да не так вышло…

Максимович мрачно смотрел себе под ноги. Набежавший ветерок чуть не сорвал с него шляпу.

– Слушай дальше. Дед мне в детстве рассказывал много про крестьянина Банкузова. Насчет имени – позабыл я, память дырявая, ну, да это не суть важно. У него жена померла еще в Выдринке, он приехал с двенадцатью сыновьями. Младшему было всего девять лет. Представь себе: тайга, стволы вековых деревьев парни валят, а отец командует и посмеивается: «Да мы, сыны, такой губернией и горы свернем!»

Так и шли годы. Про голод позабыли: научились сою выращивать. Охотились, рыбу ловили, корзины плели. Свадьбы играли. Чего еще людям надо?

Я закивал головой. Максимович вздохнул:

– Только тут. Первая мировая война подоспела. Власти нарушили обещание, стали и переселенцев призывать. Пришлось подчиниться. Крестьянин Банкузов всех сыновей на фронт проводил.

Максимович закурил новую папиросу и продолжил дрогнувшим голосом:

– И все его сынки сложили головы… Представляешь? Это какое же отцу надо иметь сердце, чтобы все это выдержать?! Он после последней похоронки ходил по деревне сам не свой, плакал:

«Всю мою губернию погубили!»

Меня аж в озноб бросило, а Максимович, опустив голову, сказал:

– Умом тронулся, а вскорести и помер…

Он прислонился спиной к березе и долго неподвижно смотрел на реку.

– Я это к чему рассказываю? Мне, выросшему в таежной глубинке, память не дает покоя, столько было приключений!.. Хочешь я расскажу тебе про калугу?

– Интересно бы…

– Слушай. Рыба эта водится, в основном, только в Амуре. Отец рассказывал мне, что однажды бакенщик Бабаедов около деревни Большая Сазанка на Зее поймал громадную калугу. Было это еще до революции. А тут пароход проходил рядом, остановился. Пассажиры высыпали на палубу, увидев чудо – рыбину. Среди них было много иностранцев. Владелец парохода стал торговаться с бакенщиком, мол, продай для ресторана. Сторговались. Так вот бакенщик на эти деньги купил потом четыре коня, десять коров и построил дом. Не веришь?

– Да ну! Быть такого не может! – усомнился я. – Байки это…

– Сам не поверил бы, если бы не отец… Корова – то в те времена стоила около пяти рублей и даже меньше. А он ту калугу продал по шесть рублей за килограмм веса…

Я от удивления присвистнул:

– Ну уж, ты скажешь…

– А что? Если на то пошло – это не только вкуснейшее мясо, но и много икры… У калуги и скелет не из костей, а хрящевой. Отец рассказывал, что на его глазах из четырехметровой калуги вынули несколько ведер икры.

– Черной, что ли?

– Конечно. Черная икра всегда была украшением самых изысканных столов. Я уже и про поплавок совсем забыл. Максимович бросил в костер сушняк, весело заиграли в огне сухие сучья.

– Ее ведь не зря царицей – рыбой называют. Знаю случаи, когда вес калуги был больше тонны… Не веришь?