Накануне вечером из окна своей квартиры он видел такие же машины, двигавшиеся в том же порядке (грузовая – а следом две легковые) по Комсомольской и по Немиге. Агенты в гражданском тоже заходили в дома, и тоже никого не вывели – как потом рассказывали Сапуну, искали Николая Герасименко (о нем будет упомянуто ниже). Как он не догадался? Сейчас был бы в безопасности…

От 2-й ГЭС машины пошли опять через центр в сторону Комаровки. Застроенные деревянными домами тамошние улицы были ему почти не знакомы. В районе военного кладбища они снова остановились на одной из таких улиц. Агенты вошли в дом и вскоре вывели высокого старика. За ним бежала старуха с горшком. Охрана позволила ему взять горшок. В нем была гречневая каша. Старику указали место в грузовике. Он основательно уселся и начал есть кашу…

Теперь их везли по безлюдной и совершенно разрушенной Советской улице. Судя по маршруту, Сапун предположил, что их везут в тюрьму, однако они миновали Свердловскую улицу и поехали дальше по Советской. Напротив Дома Правительства свернули налево в Земледельческий переулок. Их высадили около бывшего химического корпуса университета (так по старому Георгий Сапун называет это строение, уже с довоенных времен принадлежавшее мединституту). На стене с левой стороны от парадного входа висела небольшая вывеска, подтверждавшая, что здесь находится полиция безопасности и СД.13

В здании СД их разделили – Васильева и других его спутников оставили в вестибюле, а его отвели вверх по лестнице. Там развеялись и без того призрачные его надежды на случайный характер задержания: в коридоре он увидел Антона Гука; тот стоял лицом к стене. Сапуна провели мимо и втолкнули в лежавший по левую руку кабинет, тоже поставили лицом к стене. Здесь уже стоял один человек. Под угрозой расстрела им запретили смотреть друг на друга и переговариваться. Так лицом к стене они стояли долго, не менее шести часов. Их никто ни о чем не спрашивал, только присутствие охранника указывало на то, что о них не забыли.14

У него была ограниченная связь по комитету, он знал не более 10 – 11 человек. Он мысленно проверил их всех и никого не смог заподозрить, возможно, за исключением Антона Гука – тот был схвачен раньше Сапуна и, засыпавшись, мог выдать его и других знакомых подпольщиков.

Он также знал, что летом в комитете было принято решение о том, что все подпольщики должны были иметь при себе яд – на случай, если после ареста у того или иного из них не хватит сил и мужества молчать. Антон Гук, его жена Анна и жена Сапуна Мария, врач по профессии, по заданию Ковалева испытывали на котах токсичность яда и рассчитывали его оптимальную дозировку для человеческого организма15.

Он же, по собственной оплошности, не мог воспользоваться этой возможностью, поскольку его доза осталась зашитой в поясе брюк, которые он в день ареста не надел.16

С ним заговорили часов в 11 вечера. Он полагал, что ему устроят очную ставку с Антоном Гуком – тогда бы и разрешились его подозрения в адрес приятеля. Однако, события приняли совсем иной, весьма неожиданный и тревожный для него оборот. Первый вопрос следователя был таким:

– Ну, инженер Сапун, что вы знаете про Минский подпольный комитет?

Сапун, естественно, отрицал свою информированность по этому поводу.

Вопрос следователя показал, что выхода отсюда ему, пожалуй, не будет, и это его успокоило, страх прошел. На последовавшие вслед за тем вопросы о знакомстве с секретарем подпольного комитета, о его внешности, о знакомых ему участниках этой организации он отвечал отрицательно: «нет», «не знаю», «не встречал». Тогда в кабинет ввели Ивана Кирилловича Ковалева. Ему стоило больших усилий сдержать удивление. Ковалев стоял у дверей, чуть опустив голову. Лицо его было бледное, на правой щеке около глаза красовался большой синяк. Глаза потухшие, волосы всклочены, костюм измят, правый рукав пиджака порван. Все говорило за то, что он страшно измучен. Ковалев подтвердил свое шапочное знакомство с Сапуном, но его принадлежность к Комитету твердо отрицал.