Терзаемый этими мыслями, я провалялся до вечера, так толком и не отдохнув и не обретя успокоения.

Вернулся с работы Петр и припер меня тем же вопросом, что и бабка:

– Ты чего это сачкуешь?

Я отмахнулся от него, и он, слава богу, приставать с дотошными расспросами не стал, перевел разговор на другое:

– Нас сегодня отпустили с поля пораньше. Миркушкин приехал. На вечер объявили комсомольское собрание.

– Это кто ж такой?

– Здрасьте… Начальство надо знать и по фамилии, и в лицо. Год проучился, а университетского комсомольского вожака не знаешь?

– Да что-то не припомню. Кажись, не встречались.

– Вот и увидишь, и познакомишься.

– А оно мне надо?

– Не балуй. С поля удрал, все сделали вид, что этого не заметили. Не явишься на собрание – получишь нагоняй и за то, и за это. Хватит ваньку валять. Подымайся, умывайся, одевайся, пойдем. Время уже.

Спорить, отбрыкиваться я не стал, и малое время спустя мы были уже в клубе.

Войдя в помещение, предложил Петру не зарываться в толпу, а притулиться в заднем ряду, ближе к выходу. Он не возражал. Так мы и сделали.

Вскоре зал клуба заполнился. На невысокую сцену вышел приехавший секретарь комсомола университета Николай Иванович Меркушкин со свитой из сопровождавших его помощников и наших кураторов.

Взяв слово, наш куратор, представил приехавших, попросил собравшихся в зале студентов поприветствовать их аплодисментами и передал эстафету выступления Меркушкину. Тот поставленным голосом тренированного оратора поблагодарил всех собравшихся за радушный прием, за оказываемую колхозу помощь, отметил важность выполняемой нами работы. Речь его текла ровно, гладко, он мог еще говорить и говорить в том же духе, но отчего-то решил оживить эту встречу и обратился к собравшимся:

– Большинство из вас только что стали студентами. Несколько человек уже год отучились и наверняка побывали на университетских мероприятиях – и спортивных, и развлекательных. Скажите, помимо учебы, к чему хотелось бы вам еще приобщиться?

В ответ на это рядом сидящие плотнее прижались друг другу, начали перешептываться. Желающих вступить с комсомольским вожаком в диалог как-то не находилось. Образовалась пауза, и она явно затянулась. Тогда оратор, скользнув внимательным взглядом по головам студентов, ткнул пальцем в ерзающего Аркашу Пеккера:

– Ну, вот вы, молодой человек, я же вижу, у вас есть что сказать.

Ой, лучше б он Аркашу не трогал. Малость погодя он об этом точно пожалел.

Аркаша от прямого обращения к нему нисколько не оробел, тут же отыскал тему для обсуждения и уверенно затараторил:

– Да, я знаю, чем хочется заняться на досуге, окромя, знамо дело, картошки. У меня есть знакомые среди «вчерашников», они меня приглашали, и я хочу попасть в этот коллектив.

– О чем это он? – обратился ко мне один из сидящих рядом первокурсников.

– Об университетском вокально-инструментальном ансамбле. «Вчера, сегодня, завтра» он называется, или, попросту, «вчерашники», – опередил меня с ответом Петр.

– Понятно, – удовлетворился ответом наш сосед.

Меж тем Аркаша продолжал:

– Только вот они откровенно жаловались, что с вашей стороны к ним ноль внимания. Аппаратура у них древняя, разномастная, с горем пополам собранная. Усилители, колонки – самопальные. Как на этой рухляди они играют? Ума не приложу.

– Да что вы? – возразил Меркушкин. – Я бывал на их выступлениях не однажды. Классные ребята. Здорово играют.

– Ребята-то классные, а вот про аппаратуру так не скажешь. На чем они бренчат, вы знаете?

– Знаю, на «Тониках».

– Вот именно, на «Тониках», как шантрапа из подворотни. Сколько им эту рухлядь добивать? А почему не на Meazzi, Welson или Wandre?