– Ну, вы, молодой человек, махнули! Да наша «Тоника» нисколько не хуже…

Лучше бы вожак не возражал. Заведенный его словами Аркаша как из пулемета начал строчить сравнительными характеристиками инструментов. По его словам, наши во всем проигрывали. Меркушкин продолжал возражать, но как-то вяло. Чем больше тот возражал, тем активнее Аркаша закапывал его своими познаниями в музыкальной технике.

Народ, наблюдая за их перепалкой, заметно повеселел, оживился, однако никто из присутствующих в их спор не встревал, предпочитая позицию стороннего наблюдателя.

Со временем тема спорщиков утомила. Каждый остался при своем мнении. Вожак, пользуясь своим более высоким и тем самым выигрышным положением, пообещал Аркаше подумать над его предложением по обновлению инструментальной начинки «вчерашников» и перевел разговор на другое, за чем похоже, собственно, он к нам и пожаловал:

– В этом районе колхозам помогают с уборкой несколько групп студентов. Штаб по организации работ находится в райцентре, в Шайгово. Штаб возглавляет товарищ Крысин, он главный куратор района. Район большой, студенческих групп много, он жалуется, что за всеми уследить не успевает. Просит помощника. Есть желающие?

В ответ – тишина. После некоторой паузы он добавил:

– Что конкретно нужно делать, Крысин объяснит при встрече, на месте.

Смелых не оказалось. Оробев, понурив головы, студенты затихарились.

Все время собрания я ерзал на своем месте, клубное деревянное кресло казалось мне жестким, неудобным. Наташа была здесь, затерялась средь толпы, и я ловил себя на мысли, что пытаюсь взглядом отыскать ее, и как только это замечал, тут же одергивал себя, переводил взгляд на сцену, усилием воли заставлял себя не смотреть в ее сторону. Такое внутреннее бодание с самим собой терзало душу. Я ясно осознавал, что не будет мне покоя ни завтра, ни послезавтра, пока я вижу ее демонстративное равнодушие ко мне. Мне с этим трудно смириться. А потому, наверное, то, что сейчас прозвучало со сцены, я воспринял как палочку-выручалочку, как подходящий вариант избавления от пустых, бесплодных терзаний. Что там придется делать, чем помогать этому Крысину, мне было все равно, главное – это весомый предлог смотаться отсюда поскорее и не встречаться больше с Наташей.

Пока другие соображали, я решительно встал, поднял руку высоко вверх и, как мне показалось, громко выкрикнул:

– Я согласен!

Однако это не смутило остальных. Никто не назвал меня выскочкой. Скорее, наоборот, по толпе прокатился коллективный вздох облегчения. Вопрос решен. Всем можно расслабиться.

До конца собрания прозвучало еще несколько реплик, ненавязчивых наставлений, пожеланий успешной дальнейшей работы, и этим оно завершилось. Собравшиеся не торопясь, небольшими группами и по одиночке начали расходиться.

Меня пригласили на сцену. Наш куратор поблагодарил за смелость и решительность, подсказал адрес, куда надлежит явиться для встречи с товарищем Крысиным. Это не заняло много времени. Вскоре я был в приютившей меня избе и под удивленные взгляды Петра и хозяйки дома собирал свои вещи.

Поутру рейсовым автобусом я уехал из Конопати.

Выйдя на большак, автобус повернул в противоположную нужной мне сторону. Пришлось с него сойти. Я перешел дорогу и стал голосовать.

Вскоре удалось тормознуть «уазик». Водитель в «козелке» оказался один. Я расположился на соседнем с ним переднем пассажирском сиденье, и мы с ветерком покатили. Дорога хорошая, лишь временами «козлик» на кочках резво подпрыгивал, пытаясь стряхнуть меня с сиденья. Однако это не смущало меня, я крепко вцепился в скобу поручня и готов был ехать и ехать. Прокралась мысль: «Мы совсем скоро доскочим до Шайгова, а я еще вдоволь не накатался». Подсаживая, водитель сообщил мне, что едет гораздо дальше, в Краснослободск, а ведь это совсем рядом с родительским домом. Отправляя с заданием, мне сообщили адрес, но время приезда не было оговорено, и я решил, что если денек побуду дома, то это дело не испортит. Так и сделал. В Шайгове выходить не стал. К обеду был у родителей.