Он сел на скамейку и прождал целый час, думая о небе, пока в дверях аэродромного вестибюля не стали появляться родители. Его мама задерживалась на работе.
Аэроплан приземлился где-то на полосе и мальчишки толпой вывалили на платформу, толкаясь и громко высказывая свои впечатления. Незаметно для себя, они вошли в вестибюль.
– Вот это да! – Выкрикивал первый мальчишка.
– Здорово! Я еще хочу! – Вторил ему второй.
– Яромский! Ха! А ты чего не летел? – Заметил его сидящего в углу третий мальчик.
– «Догоню», говорил, а сам….
– Да я, это…. Не успел, просто.
– Ну-ну. Как обычно….
– Конечно, не успел. Инструктор же специально заехал за нами, чтобы не опоздать. А ты…. Эх. Мы через неделю снова полетим.
Родители мальчишек радостно открывали перед ними двери своих новых автомобилей, слушая ребяческую речь впечатлений полета, которые для них самих были обычным средством передвижения в командировках.
Яромский же стоял у входа, солнце садилось, и даже легкий ветерок рождал мысли о тепле. Он изредка потирал руками предплечья, вспоминая, что кофта осталась дома. Мама спешно выкатила из-за угла и остановилась перед ним, нажав педаль тормоза.
– Извини, на работе задержали. Замерз? У меня в сумке кофта есть.
Садись на багажник, только смотри ноги не опускай вниз.
Их велосипед скрипнул и тронулся, обдувая обоих вечерним встречным остывающим ветром. Рукава ее затертой кофты свисали вниз, сквозь ткань он неуклюже держался за сидение велосипеда. В такт скрипу педалей, надеясь, что звук ветра относит его слова далеко назад, он негромко произнес:
– Я ведь ни разу еще не летал. А так хочется. Очень хочется однажды полететь…. Узнать, чем пахнет небо.
В вечерней темноте окна многоэтажек были большими квадратными звездочками, потухающими тихо и без исполнения желаний. Кухонная тишь звенела в их ушах, мягко сочетаясь с ритмичным проголодавшимся скрипом приборов о керамические тарелки. Привычный вечер вдвоем, когда никого более не надо, когда хорошо.
Дверной стук застиг маму и Яромского посреди позднего ужина. Нащупав в потемках коридора включатель, мама впустила в коридор пожилого мужчину, аккуратно побритого, в натуго застегнутой под горло рубашке.
– Заходил к вам раньше, но никого дома не застал. Я к вам по поводу окна. – Приятным голосом сказал он, и тихонько переговорив с ней, ушел.
Она не спеша вернулась к столу, сменив аппетит вдумчивыми движениями вилки по краешку тарелки.
– А это кто был, мам?
– Хочешь однажды полететь, говоришь? – Мама из глубины взглянула на него и опустила глаза вниз, он смутился, будто его подслушанные слова к небу кто-то озвучил. – Этот мужчина – наш новый сосед, в доме напротив. Он вышел на пенсию и переехал в наш район. У него там капитальный ремонт. Он искал подходящее окно в свой дом и нашел. Наше. – Только теперь она подняла на него глаза. – Он хочет его купить, так что, у тебя есть возможность….
– Нет! Это окно сделал наш папа, своими руками. Оно такое резное, красивое, с узорами, как были в старину. Нет!
– Ты хочешь полететь или нет? – Мальчик смолк, опустив глаза вниз. —
Этих денег как раз хватит тебе на полет.
– Но ведь это все, что у нас осталось от папы…. – Теперь аппетит пропал и у него.
– Ладно. Ешь. Что-нибудь придумаем.
– Не продавай его, пожалуйста.
– Ешь, я сказала.
Всю ночь под слабым точечным светом настоящих звезд Яромский делал из бумаги самолетики. Каждую найденную бумажку, листик, клочок газеты он превращал в полет. Модели выходили разных размеров, цвета, стиля и даже скорости полета. Одни из них устремлялись вперед с молниеносной скоростью, другие парили плавно и долго, третьи витали только по спирали, четвертые были просто красивыми. Зарывшись в бумагу, прижав одной щекой крыло самолетика, он уснул с ножницами в руке.