– Как ты себя чувствуешь?
Это Мег. Я даже не объяснил ей, что случилось.
– В порядке. Выглядит страшнее, чем на самом деле. – Я касаюсь бинтов.
– Не трогай, – говорит она. – Еще кровит.
Я осматриваюсь. Где-то тут должен быть доктор с результатами рентгена. Нет, не видно.
– Это твоя мадам тебя сюда привезла?
Я слабо киваю.
– Ну, и где она? Почему ты вызвал меня?
– Ей пришлось уехать к сыну.
– А у нее есть сын?
Я снова киваю.
– Большой?
– Четырнадцать. С отлично поставленным ударом справа.
Мег морщится. Осматривает меня снизу вверх, хмурит брови, сразу становясь невероятно похожей на мать.
– Только не говори, что это он тебя приложил.
Я молчу. Меня тошнит; пронизывающий все вокруг запах антисептика не отвлекает, и в горле стоит мерзкий привкус.
– Ты уже довел маму до психотерапевта. Теперь еще этот несчастный ребенок будет на учете до конца жизни. Ты омерзителен, – говорит она, глядя вдаль.
Я опять согласно киваю, и это движение вызывает приступ тошноты.
– Мистер Холл?
Мы с Мег поворачиваемся к докторше, которая разговаривала со мной раньше. Я поднимаю руку.
– А, вот вы где. Ну, все вполне прилично. Ничего не сломано, трещин нет. Только небольшое сотрясение. Возможна тошнота, даже рвота; если за сутки не пройдет, сразу к нам. – Она смотрит на Мег с улыбкой. – А вы, мисс?
– Дочь. – Мег кривится.
– Не следует оставлять его без присмотра, понимаете?
Мег кивает, тянет меня со скамьи и подталкивает к выходу.
– А где одежда?
Докторша, заметив, что я почти раздет, осматривает коридор. На мне нет ни носков, ни обуви, ни рубашки; только забрызганное кровью белое банное полотенце, вероятно, оно принадлежит Эмме.
– Он не заслужил одежду, – цедит сквозь зубы Мег, и меня протаскивают сквозь крутящиеся двери к парковке в холодный ночной воздух.
Я просыпаюсь от птичьих трелей. Мег стоит надо мной со стаканом воды.
– Пей, – велит она.
Делаю, что сказано. Английская водопроводная вода льется на мой шершавый язык. Становится легче. Я у дочери в комнате, в квартирке в Клэпхеме, которую она делит с двумя другими девушками.
Сажусь на узкой кровати.
– Почему я здесь? И где спала ты?
Она кивает на брошенные на пол одеяла.
– Ты заснул в машине. Сюда было ближе, чем до квартиры Бена. Ты что, совсем ничего не помнишь?
– Нет. Прости, Мег.
Пытаюсь встать; голову пронзает острая боль – словно череп пробили кинжалом. Я борюсь с позывами к рвоте.
– Не шевелись. А то вся вода хлынет наружу.
– Надо позвонить на работу. – Я ищу взглядом пиджак и телефон.
Мег пожимает плечами:
– Полагаю, все твои вещи по-прежнему у нее. Я уже связалась с Мэттом и сказала, что ты сегодня не придешь.
– Связалась? – Я прикрываю глаза и откидываюсь на тонкую подушку. В висках стучит. – Каким образом?
– Позвонила маме и спросила его номер.
Я громко сокрушаюсь:
– Мег, надеюсь, ты…
Она отмахивается:
– Прекрати, папа. Я ничего ей не рассказала. Доволен? – Она встряхивает длинными волосами, совсем как в рекламе шампуня. Только злость в ее глазах совсем не рекламная. – Ты вынудил меня врать маме. Господи, ну что ты за гад такой!
– Что ты ей сказала?
– Что ты поранился. Я просто умолчала про обстоятельства. Сказала, на тебя напали.
Мои губы изгибаются в улыбке.
– Ну, в некотором роде.
Она пытается сдержать усмешку:
– Напали… ревнивый сопливый пацан. Нет, я не стала ей этого говорить.
– Спасибо, Тыковка.
Я тянусь погладить ее. Она совсем рядом… И комната такая маленькая…
Мою руку резко сбрасывают.
– Я промолчала не ради тебя. Ради нее, – говорит Мег.
– Знаю. Все равно спасибо.
Она пожимает плечами.
– Ну, если в ближайшие пару часов тебя не потянет блевать, я рискну сходить на лекцию. Не помрешь здесь без меня?