— Не перебивай! Мы пообедали с ним сегодня вместе. И он все мне объяснил. И да, Крис, — взгляд шефа полон решимости. — Я тогда ведь проводил расследование по твоему делу. — Я открываю рот от удивления. — Знаю, ты хотела сделать из этого тайну, но когда моя Иришка привела тебя домой… сама понимаешь, друзей у неё не так много, — улыбка шефа становится болезненной. — Потому я поручил службе безопасности проверить тебя от и до.

— Я понимаю, — киваю, как болванчик, всё еще не зная, как относится к тому, что рассказывает мне шеф.

— Да, — постукивает ручкой по столу в ответ он. — Ты знаешь, Иришка с Любой для меня всё, хоть я и знаю, как она чувствует и видит людей, но все же… Не позволил бы ей привести в дом… — он криво улыбается, — нехорошего человека. В результате я выяснил всё, что с тобой произошло.

Непроизвольно хватаюсь за шею, а на душе становится так гадко и мерзко, что хоть волком вой. Я ведь надеялась до последнего, что, ни он, ни тетя Люба ничего не знают…

А Афанасий Игоревич, не обращая внимания на мои эмоции, продолжает:

— Даже до твоего Тарасенко добрался. И он ни в чем не виноват. Я не хотел тебя тогда тревожить, парень уже давно жил в Испании, а все остальные понесли наказание. Мгновенная карма. И ты, кстати, не была их единственной жертвой. Они промышляли этим гнилым делом несколько лет. Слухи ходили, что некоторые девчонки вообще без вести пропадали, особенно те, у которых не было родных.

Впервые на лице шефа я вижу такое выражение, от которого хочется под стол спрятаться. Нет, некоторые сослуживцы говорили мне, что он далеко не «няша», но сейчас… сейчас я вижу то, о чем даже не подозревала.

— Какое еще наказание? — голос хрипит от переполняющих меня эмоций.

— Ты не знаешь? — кустистые брови Афанасия Игоревича сходятся на переносице. — Они все сгорели в домике охотничьем. Напились до невменяемости или какой-то наркоты обожрались, точно не известно, и даже не почуяли, что проводка загорелась. Я бы им другую смерть организовал — более долгую и мучительную, — голос шефа становится жестким, а выражение лица — еще более отталкивающим и опасным. — Но кто-то там наверху — если он, конечно, существует, — решил иначе.

Я же сижу и хлопаю ресницами, как полная дура.

— И давно они сдох… погибли? — спрашиваю дрожащим голосом.

— Почти сразу же после произошедшего с тобой. Буквально через пару дней. И тебе повезло, потому что компашка эта была насквозь гнилая. Мои люди выяснили, что они видео писали и девчонок потом шантажировали.

— И где, пленки? — уже шепчу я.

— К сожалению, никто не знает. Это одна из их жертв рассказала моему человечку. Они её целый год пользовали, шантажировали этим видео. И вот еще, Крис. Я тут документы подготовил, — тяжело выдохнув, он пододвигает ко мне те самые бумаги, которые до этого рассматривал. — Тут твое заявление на отпуск, с последующим увольнением по собственному. Я тебе премий хороших выписал. Хватит на три года безбедного существования. Не беспокойся, все премии чистые и законные. Ты отличный специалист. Заслужила. Никто не подкопается, даже Лисовские.

Я на автомате беру документы в руки, но прочесть ничего не могу, перед глазами все скачет. А шеф тем временем продолжает:

— Ты замуж вышла, уехала с женихом в Испанию на медовый месяц. Само-собой, уволилась, потому что муж настоял. Всё чисто. Тебя никто не тронет. Да и мужик у тебя хороший, стоящий. Я его тогда еще проверял, мне по нему только положительную характеристику дали. И я рад, что он вовремя появился. А то я уж грешным делом хотел тебя под покровительство своему однокашнику отдать, — шеф развязывает галстук и с раздражением отбрасывает его в сторону. — Он тебя в любовницы захотел, а в жены отказался. Я подумал, что только так смогу уберечь от гнева Лисовских. Не смотри на меня так. У тебя репутация… сама знаешь. Да-да, Крис, я за тобой своего человечка отправлял присматривать, чтобы, не дай боже, тебя кто-то где-то в дороге не обидел. Да и слухи… Ты особо никогда не скрывалась.