Что-что, а делать вид, что все хорошо и ничего не происходит, я научилась очень давно. И этому ублюдку меня не вывести из себя.

Когда пауза уже затягивается до неприличия, я приподнимаю одну бровь и, чуть улыбнувшись, спрашиваю:

— Михаил Анатольевич, я вас внимательно слушаю.

Зареченский прищуривается и наконец-то начинает говорить:

— Ярова, у меня к тебе предложение. Я предлагаю всего один раз, второго не будет.

Я заинтересовано приподнимаю вторую бровь.

И Зареченский не заставляет ждать:

— Я знаю, что руководство скоро сменится; не спрашивай, у меня есть свои источники. А также знаю, что полетят головы. Свою я уже подстраховал, у меня она надежно сидит. Но вот твоя, Ярова… твоя-то как раз, с учетом твоих отношений с шефом, совсем нет.

На этой фразе его улыбка становится настолько гадливой, что на пару мгновений появляется желание дать этому ублюдку по голове органайзером. Он у меня из металла, очень массивный — три года назад девочки подарили на день рождения, как раз чтобы черепушку раскроить. Но я быстро справляюсь со своим желанием, а Зареченский продолжает глумливо улыбаться.

Он, видимо, ожидает от меня наводящего вопроса, типа: «И что вы предлагаете?» Но я продолжаю молчать.

Не дождется, сраный подонок.

Уж с ним обсуждать я ничего не буду, даже его так называемые предложения, которые все по большей части лежат в одной плоскости — горизонтальной. И так понятно, что это именно он где-то подставил шефа, он же наверняка на него и настучал, а теперь ждет комиссию, которая и найдет этот косяк. Вот и сидит тут, развалившись в моём кресле, с уверенным и наглым взглядом. Ну ничего-ничего, мы еще поборемся… У меня, между прочим, тоже есть кое-какая инфа на Зареченского, и если дело действительно обернется совсем плохо, то я молчать не буду. И вслед за шефом пойдет его зам.

И тут меня начинают глодать сомнения. А если высказать ему все, что я думаю, прямо сейчас? Если пригрозить? Но… с другой стороны, он ведь может и в ответ как-нибудь куснуть, как пес, загнанный в угол. Да и прямых доказательств его вины у меня нет.

Самый верный и единственный путь — отдать информацию шефу, а он уже пусть решает, что с ней делать. Это решение успокаивает меня, и я уже увереннее смотрю на Зареченского.

— Михаил Анатольевич, — притворно вздыхаю и начинаю включать компьютер. — Если вы хотели что-то сказать — говорите уже быстрее, мне работать надо.

Отчетливо слышу, как скрипят зубы Зареченского.

— Ты, кажется, не поняла меня, Ярова, — шипит он, чуть подавшись вперед. — Ты пойдешь вслед за своим любовником. И если хочешь задержаться, я бы на твоем месте в корне пересмотрел своё поведение.

Кидаю взгляд на Зареченского и вновь устало выдыхаю:

— Михаил Анатольевич, если у вас всё, то будьте добры, покиньте мой кабинет. Мне надо работать.

Он какое-то время пыхтит, и его взгляд гуляет по моему телу до талии, благо дальше все закрыто столом. Я знаю его мысли, знаю, что он хочет меня, причем хочет как-то слишком уж сильно, особенно сейчас. И это при том, что у него под боком есть любовница, которая мне сто очков вперед даст по внешности; к тому же он еще и трахает несколько девочек из моего отдела. Такое чувство, что этот самец просто хочет переметить всех самых красивых самок в стае.

А еще он свято уверен, что я любовница Маркелова. Я пару раз попыталась ему объяснить, какие отношения нас связывают с шефом, а потом перестала. И теперь просто не обращаю внимания на его злые слова. Хочет он так думать? Да ради бога! Главное, что Иришка, его дочь, да тетя Люба, жена Афанасия Игоревича, на эти сплетни не ведутся и знают, что к чему. На остальных мне глубоко наплевать.