– Всё в порядке… Здравствуйте. Как раз хотела с вами поговорить.

Как же в этот момент я надеялась, что он не зайдёт в сестринскую! Мне и без того тошно.

Хотя, собственно, почему я боюсь? Разве это мой позор?

Но, почему-то, поступок Павла словно на меня, а не на него самого, бросил тень.

– А-ах! Да… – слишком громко, чтобы не дойти до нашего слуха, прозвучал голос Лизы.

И врач, переменившись в лице, обошёл меня и скрылся за дверью сестринской.

3. Глава 3

Какое-то время я слушала, какой поднялся переполох, как обычно спокойный и мягкий голос нашего доктора превратился в стальной и резкий. Но ждать, пока кто-то из них выйдет и увидит меня, я не стала. Не смогла. От мысли, что придётся обсуждать всё это с мужем, становилось буквально плохо.

Я не готова.

Не сейчас. Не здесь. Когда надо быть с дочерью и поддерживать её.

Но при этом, как вернуться в палату и избежать её вопросов, я не знала. Соня всегда была на удивление чуткой девочкой. Она очень остро реагирует на изменения в моём или Пашеном настроении, всегда спрашивает, что случилось, как помочь.

Это очень трогательно, до слёз трогательно, приятно и грустно, когда твой, совсем ещё маленький ребёнок, серьёзно и участливо интересуется: «Чем тебе помочь, мама, ты только скажи».

Сразу хочется стать сильнее…

Павел тоже так чувствует. Она и к нему как-то раз подходила с таким вопросом, когда он вернулся домой совершенно без настроения, уставший после деловой встречи, раздражительный.

Возможно, Соня, эта та причина, по которой мы никогда не ссорились из-за усталости. У Павла просто не было шанса на ком-либо сорваться после такого: «я тебе помогу, хочешь? Только не куксись, пожалуйста. Хочешь чай? С сахаром в кубиках».

Однажды подобную картину застала и мать Павла, к которой Соня подошла, чтобы успокоить после какого-то её недовольства укладом нашей жизни… И вот она-то это не оценила. Сказала, что ребёнок живёт в семье таких же детей, раз мы научили Соню брать на себя ответственность за чувства взрослых. Мол, ребёнок должен играть, заниматься своими делами. Это, во-первых. А во-вторых, спросила она тогда, как это мы позволяем малышке лезть в дела взрослых?

И Сонечке высказала, якобы нехорошо это: «Видишь, что взрослые не в духе, не лезь. Помочь она собралась! Как? Твоё дело не мешать».

А мы просто научили Соню быть доброй…

Мне было очень обидно за неё тогда.

А как обидно за неё сейчас, просто не выразить!

Но надо успокоиться…

И я решила – сначала снова зайду в уборную, умою лицо, и вернусь в палату к дочери.

И вот уже подставляю дрожащие ладони под струю воды. Как в дверях вновь появляется та самая нянечка и многозначительно цокает языком.

– Да что вы, в самом деле?! – не выдержала я.

– Ой, – махнула она рукой, – что я такого сделала? Все такие нервные… Владислав Николаевич вот едва не зашиб, из сестринской вылетев. Теперь ты тут кричишь!

Николаевич, наш врач… интересно, он дал понять Павлу, что я всё видела? Как же надеюсь, что нет.

Я глубоко вдохнула и выдохнула, на удивление, взяв себя в руки. Бледность и дёрганность не в счёт.

– Я кричу, потому что вы лезете не в своё дело и судите меня исходя из своих домыслов. И вообще, не видите, здесь занято!

– Так запираться надо, – фыркнула она, зайдя в кабинку, чтобы вылить в унитаз грязную воду из ведра, – а не бегать туда-сюда, как угорелая. Или ты заболела? Знаешь, – меня одарили колким, укоризненным взглядом и едва не ткнули тряпкой, – тогда дома сидела бы лучше, а не заразу разносила!

Я отступила, на долю секунды поверив, что она… собралась меня толкнуть.

– Я сделала что-то не так? – голос мой предательски задрожал. – Что вы цепляетесь ко мне? Оставьте меня в покое!