Однако он стоит, опершись задницей о столешницу и скрестив руки, одной трёт подбородок и просто смотрит. В глазах никакого похотливого блеска, на лице невозмутимость, и только оттопыренная ширинка выдаёт его истинные чувства.

Когда он отрывается от кухонной мебели и делает первый шаг, я на автомате вздрагиваю и пячусь назад, но упираюсь в стол. Подходит максимально близко, поднимает руку и проводит указательным пальцем по кружеву бюстгальтера. Закрываю глаза, мысленно повторяя себе, какая я всё-таки дура.

– Предложение заманчиво, но я возьму тебя, когда придёт время, – проговаривает, и я распахиваю глаза. – Надеюсь, – наклоняется к моему уху и проводит рукой от груди к шее, – ты делаешь это первый и последний раз, – угрожающе спокойно произносит и сжимает моё горло до мушек перед глазами. – Узнаю о подобном, пожалеешь, что на свет родилась, – отпускает, разворачивается и уходит.

4. Глава 3 Обида или ревность?

Насколько я опешила, даже передать сложно. Удивилась немало, но ещё больше стыдно стало. Я сама предложила себя мужчине, а он просто развернулся и ушёл. Неслабый такой удар по моей самооценке, в голове сразу вопросы возникли: что со мной не так? Я толстая? Тело не такое? Может, кожа слишком белая? Или дело в белье?

Так почему меня волнует, что думает этот человек обо мне. Всё со мной в порядке, ничего я не толстая и кожа нормального цвета. Это с ним не всё в порядке, старый уже, инструмент не работает. Хотя о чём это я? Видела и даже почувствовала. И вовсе не старый он, а очень даже привлекательный. Высокий, тело в меру накаченное, руки сильные, грудь твёрдая. Морщин на красивом лице почти нет, и седина в волосах отсутствует, хотя, мне кажется, она ему бы очень пошла.

Может, ты оденешься и перестанешь о нём думать? – раздаётся насмешливо в голове, и я будто просыпаюсь. Мгновенно холодно становится, кожа покрывается мурашками, и я в спешке поднимаю одежду с пола.

Нет, ну надо же додуматься до такого – раздеться и предложить своё тело чужому, почти незнакомому мужику. Нет, Юля, у тебя мозг атрофировался.

– Надо делом заняться, – проговариваю, одеваясь.

Начинаю с распаковки продуктов, а потом провожу уборку, решив, что таким образом перестану думать о своём глупом поступке, об отказе Кузнецова и о его угрозе. Но фиг там, ни на одну секунду не перестаю вспоминать мужчину и всё, что с ним связано. Однако благодаря стараниям забыть о нём я убираю всю квартиру, да так, что не замечаю, как настаёт вечер, и домой возвращается мама.

– Неожиданно, – хмыкает родительница. – А с утра ворчала, – улыбается, осматривая гостиную.

– Угу, – всё, что получается сказать в ответ, не рассказывать ведь ей, что я таким образом себя отвлекала, и всё равно зря. – Только ужин не приготовила.

– Ну зато какую уборку сделала, – мама подходит ближе и, обняв, прижимает к себе. – Сейчас я что-нибудь придумаю, – проговаривает, чмокнув меня в макушку.

– Я душ пока приму, – бурчу, обнимая её в ответ.

Вдруг приходит понимание, что жаловаться маме, как в детстве, не могу. Она расстроится и вряд ли поймёт эти чёртовы игры Кузнецова, я и сама с трудом понимаю, зачем взрослому мужику фигнёй заниматься.

Охотника я в нём разбудила, ну глупости какие-то. И с Лизкой не поговорить, недоступна она, опять этот урод Самойлов телефон у неё отобрал. Вот появится в отеле, я ему устрою, как только из отпуска выйду.

А вообще, зачем мне этот отпуск уже, если задуманное провалилось, едва успев начаться. Кузнецов прав, сейчас самый разгар сезона, а значит сверхурочные, премии, подарки и чаевые. Нет, не буду я дома сидеть и прятаться от него. Тем более, что он уверен – битву я проиграла.