— Зачем мне это? — он тянет это таким тоном, будто вопрос абсолютно идиотский, а я — непроходимая дура. — Так. Послушай меня. Как там тебя? Лена?

— Лия.

— Неважно. Ты накосячила, я тебя прикрыл.

— Я тебя не просила!

— Я тебя прикрыл, — повторяет Громов. — Пошел с этим старым мудаком, выслушивал херню, которую он нес, обещал быть хорошим мальчиком и плюс остался ему должен.

— Денег? — это слово царапает мне горло.

— Услугу, — коротко хмыкает он. — Так вот, кукла, будет честно, если после всей этой фигни ты в качестве благодарности меня хотя бы развлечешь. Или историей про то, почему такая хорошая девочка, как ты, залезла в чужой кабинет, или своим стриптизом прямо тут, на парковке.

— Но тут же везде люди! И стекло… прозрачное!

— Ага, на то и расчет, — он удобно закидывает руки за голову и откидывается на спинку сиденья. Готовится смотреть. — Вряд ли у тебя под одеждой прячется что-то интересное, а так, со зрителями, будет хотя бы забавно. Выбор за тобой, Лейла.

— Лия! — я пытаюсь отстоять хотя бы остатки самоуважения, но получается плохо.

В сознании мелькает крохотная мысль о том, что я бы, может, и рискнула раздеться, будь мы совсем-совсем наедине и никто, кроме Громова, не смог бы меня увидеть. Я ловлю эту мерзкую мысль, прихожу от нее в ужас и быстро выпаливаю.

— Я расскажу!

— Ну вот. Сразу бы так, — тепло и обаятельно улыбается Громов, но я уже не обманываюсь его харизмой. Он расчетливая сволочь. И то, что он такой красивый, делает все только хуже.

Он лениво отбрасывает темные волосы со лба, и я замечаю то, что раньше не видела, потому что никогда не находилась к нему так близко: пирсинг на правом ухе в виде крохотного серебряного дракона. Необычно. Ему идет.

Ему все идёт.

— Я не собиралась причинять…ущерб, — говорю я, пристально разглядывая трещины и потертости на ручке своей сумки. — Это несчастный случай. Я просто хотела его напугать, ничего больше. Поэтому дождалась, пока уйдет секретарь, и…

— А ключ у тебя откуда?

— У мамы взяла неделю назад и сделала дубликат, — признаюсь я, и мне стыдно. Правда, стыдно. — Она же завуч, и у нее есть от приемной ключи. А сам кабинет секретарша обычно не запирает, я видела, когда заходила к ней.

— А ты продуманная преступница, — с одобрением кивает Громов. — И что дальше?

— Я зашла в приемную, закрыла за собой дверь, пошла в кабинет директора, а там оказалось ужасно темно. И у меня не получилось сделать то, что я хотела.

Да, все из-за этой темноты. Я не ожидала, что там будут такие плотные ставни на окнах. Даже приоткрытой двери кабинета не хватало, чтобы нормально все разглядеть. Тем более, что в приемной я тоже свет не включала — боялась, что заметят.

— А что ты хотела сделать?

Короткий выдох. Придется признаться, да?

— Я хотела подложить ему огромных тараканов, — бормочу я. — В ту коробочку, из которой он постоянно жрет свои леденцы.

В кабинете у директора я была два раза. Один раз потому, что он не мог найти мою маму, и вызвал почему-то меня, а другой — когда он угрожал мне отчислением за то, что у меня была пересдача по истории экономических учений. В тот раз на пересдачу пошла вся группа, потому что преподаватель поймала двоих на списывании. Но отчислением угрожали только мне. Я тогда с перепугу сдала на высший балл. Одна со всего потока.

До сих пор помню мерзкий хруст этих круглых леденцов, которые он во время разговора закидывал себе в рот, и этот химический запах лимона.

Тараканы бы ему ничем не угрожали. Но очень хотелось, чтобы директор хотя бы на мгновение испытал ужас, гадливость и беспомощность. Чтобы на мгновение ощутил себя не хозяином положения, а жертвой.