Едва стихают голоса преподавателей, как Громов кривит в усмешке губы и внимательно смотрит на меня:

— Хера себе ты наглая. А по виду и не скажешь! Боевой воробей.

— Я не хотела… Правда.

— Ладно, пошли в машину, — вдруг решает он. — Тут и правда дохрена народу.

— Зачем в машину? — пугаюсь я и судорожно оглядываюсь.

Как назло, мы сейчас на четвертом этаже, где почти нет учебных аудиторий, и поэтому в коридоре пусто.

— Что ты дёргаешься так? — хмыкает он. — Расслабься, кукла. Просто поговорим. Ты мне задолжала пару ответов.

— Никуда я с тобой не пойду!

— Поспорим? — приподнимает бровь Громов, и я сначала воинственно вскидываю подбородок, а потом мои плечи обмякают и я послушно киваю.

Конечно, я пойду с ним. Ну какой у меня выбор?

Он бесцеремонно хватает меня за запястье, словно подозревает, что я способна на коварный побег, и буквально тащит за собой на буксире в сторону выхода. Нам нужно преодолеть три лестничных пролета и вестибюль. А потом еще крыльцо и парковку.

Было бы здорово, если бы мы по пути никого не встретили, но… Но это большая перемена, и на Громова, который волочит за собой далеко не самую популярную студентку, не обращает внимания только ленивый.

Кто-то провожает нас неприятными ухмылками и отвратительными шуточками, а кто-то окликает Громова и спрашивает, за каким хером я ему сдалась. Но он всем отвечает одно и то же:

— Надо.

И вроде делает это с улыбкой, но как-то так, что никаких вопросов дальше не следует.

— Садись.

Громов распахивает дверь своей сверкающей белой машины — понятия не имею, что это за марка, я в них абсолютно не разбираюсь — и вталкивает меня на переднее сиденье. Я неуклюже стукаюсь коленкой об дверцу, когда туда лезу, а едва сажусь, как синтетическая ткань юбки начинает предательски скользить по кожаному сиденью, и я едва не съезжаю вниз.

Это все так унизительно. Все же, если ты не создан для дорогих машин, то и нечего туда лезть.

К счастью, после неловких трепыханий я все же как-то умудряюсь там сесть, сжавшись в комочек и обхватив обеими руками свою сумку.

Громов уже сидит на месте водителя и расслаблен так, будто он сейчас у себя дома на диване.

— Что ты делала в кабинете этого мудилы? — спрашивает он с явным любопытством. — Давай, жги. Во всех подробностях! Мне интересно!

Я молчу.

Какое-то время Громов тоже молчит, но очень быстро теряет терпение.

— Кукла, не спи, — подбадривает он меня. — Я жду.

Его голос звучит достаточно дружелюбно, и я вдруг ведусь на это. Допускаю мысль о том, что он мог мне просто посочувствовать.

— Пожалуйста, можно… можно я не буду говорить? — отчаянно выдыхаю я. — Я не хочу про это все вспоминать!

— Можно, — его тон меняется так неожиданно, что я вздрагиваю. Теперь он холодный, резкий и повелительный. — Тогда раздевайся.

— Что?!

Мне кажется, я ослышалась.

— Раздевайся, — повторяет он с нажимом.

— Вы…ты… серьезно? — еле слышно шепчу я и еще сильнее сжимаю свою сумку, будто она сейчас может меня как-то защитить.

— Похоже, что я шучу?

Непохоже. У Громова сжаты челюсти и взгляд такой, что им можно резать стекло.

— Зачем? — я пытаюсь совладать с дрожащим голосом. — Зачем тебе это?

Я точно не отношусь к тому типу девушек, который может нравиться Захару Громову: за полтора года учебы здесь я успела изучить его вкусы. Не то чтобы я как-то специально за ним следила, но когда идешь по коридору, а Громов пихает язык в рот очередной брюнетке модельной внешности, сложно не обратить на это внимание.

Да, он почему-то приближал к себе только темноволосых девушек, и Вишневская говорила, что Ева с третьего курса бегала за Громовым полгода, но пока она не перекрасилась из блондинки в брюнетку, у них ничего не было. Зато потом он трахнул ее в туалете — ну это опять же по словам Вишневской. Не знаю, насколько ей можно верить.