– Отдайте, – Лотта стояла рядом. – Если увидят, усилят защиту, вам будет больнее. И не спрашивайте. Не спрашивайте ничего.

Няня вырвала из тетради лист и быстро спрятала в карман. Я отвернулась, открыла первый попавшийся учебник, пусть уходит, пусть оставит меня одну. Мне надо заниматься. Почему мне было так больно от прикосновений этого парня, ведь я хотела их? Я чувствовала нашу близость, а память не отзывалась совершенно. И собака. Может, попросить маму взять собаку. Если так пекутся об охране, то собака нужна.

Я встала, отодвинула учебники. В голову ничего не лезло. Лучше погулять, пока не жаркое солнце. Я бродила по саду, наклоняясь к цветам и пугая бабочек, присматривала место для тайника. Надо спрятать портрет, который Лотта не успела увидеть. В дальнем углу сада росла голубая ель. К ветке был привязан стеклянный шарик. Кажется, это я его привязала. Для красоты? Или зачем?

Из-под огромного валуна бил ключик, вода собиралась в крохотном прудике. Из дома валун не видно, ель загораживала. Забор вокруг зарос диким виноградом, может там спрятать? Почерпнула ладошкой воду, будто умываюсь, а другой рукой торопливо толкала листочек с портретом под валун. Что-то мешало засунуть рисунок поглубже, и я, плюнув на конспирацию, опустилась на колени, разгребла землю и мелкие камешки.

В руку выкатился бумажный комок. Расправила на коленке, и забыла как дышать. Тот же парень, нарисован моей рукой, только в другой футболке, с оленем. На обратной стороне листка всего два слова: "Влада, советуй". И подчеркнуто. Что советовать? Меня никто ни о чем не спрашивает. Кому советовать? Валуну? Ключику? Себе? Лотте? Она предупредила, что защиту усилят, если найдут рисунок. И запретила задавать вопросы. Мне будет больнее.

Наверно, от рук того парня. От его близости. Больнее. Спрашивать маму бесполезно, я уверена в этом. Надо уйти, иначе найдут мой тайник. Но вместо этого я опустилась на влажную землю, прислонилась спиной к валуну, держа перед собой два портрета. Сколько времени прошло после нашей первой встречи? День? Месяц? Бумага явно долго лежала под камнями. Парень сказал, чтобы я вспомнила. Говорил про кольцо. Новый год.

Как же вспомнить? Джинсы промокли, но я не хотела вставать. Куда я пойду? В дом поспать? Заниматься в беседку? Лотта появлялась бесшумно, если она подойдет, я даже не услышу. Бесит, что меня все время застают врасплох. Я могу хотя бы себе что-то посоветовать? Какой совет тебе нужен, Влада? Я буду называть себя этим именем. Влада. Кажется знакомым. Или я просто хочу, чтобы так было. Подняв глаза к небу, я отчаянно взмолилась: как, как мне услышать, знать заранее, что Лотта приближается?

– Вот, она снова его нарисовала, – в голове вдруг отчетливо прозвучал голос няни. Лотта выдала меня, показывала кому-то рисунок.

– Брось в камин, – раздался мамин визгливый голос. И мама дома? Не на работе? Почему она не завтракала со мной?

– Она рыдала утром, не стала пить таблетку.

– Лотта, ты круглая дура. Я выгоню тебя из дома, если не будешь выполнять свои прямые обязанности, – мама хлестко ударила няню. Я услышала звук пощечины. – Я не позволю Владе спасти Ромминса. Он останется никому не нужным оборотнем. Вечным скитальцем.

Кто этот Ромминс? Тот парень? Он оборотень? Что за бред. Оборотни только в сказках бывают. Мама это придумала. Я не хочу здесь, я убегу. Только как? Влада, посоветуй! Ответ сверкнул в мозгу яркой молнией. Передо мной вдруг открылся садовый лабиринт. Я стояла у самого входа, могла шагнуть в него и оказаться где-то, может там, где тот парень. Но тогда я не узнаю, кто я, почему меня караулят. Я спрятала рисунки под валун и неторопливо направилась к дому.