впрочем, к чему эти полуподробности,
метафорическое барахло,
только остались на сердце потертости,
и на душе – говница полкило
Где-то за дверью
я люблю тебя где-то за дверью
ощущений забытых вчерашних
разбросает капель канителью
брызг дурашливых холодность павших
затрусит по- смешному шажками
осторожно чтоб не поскользнуться
на нечаянно брошенных нами
корках выгрызанных проституций
унесут ручейки суматошно
не достиранных слов ворох в омут
невозможное станет возможно
потому что нельзя по другому
потому что рассвет неизбежен
у болячек отвалятся корки
через снег промурлычет подснежник
до зимы зафрактуются горки
теплотой от пирожных песочных
им повяжут платочки цветные
мы, как вешние воды, проточны
и бессмысленны как рулевые
на плоту в атлантических водах
среди льдин и торосов флотилий
нам на ушко шепнули при родах
не расслышали.. или забыли
я не умею любить по-русски
я не умею любить по-русски
и по-французски любить не умею,
меня обучали другим искусствам,
гастроном"ию от бакалеи
не отличаю, от рыбы мясо
не отличаю, моча и росы -
божьи в глаза мои, точат лясы
утром на кухне моей отбросы,
гоголем ходит по небу солнце,
выскочки звезды давно истлели,
я перешагиваю до донца
криво и косо, но как умею,
на языке моем стынут бляшки
и гнойники от дурного слова,
ах, ты, потерянный мной, болящий,
где ж тебя носит, давно готово -
ждет под столом тебя скверный ужин
в миске немытой с застывшим жиром,
ты мне совсем, ну, совсем не нужен,
я отравилась тобой и в жилах
скачет мышьяк твоих откровений,
а когда к сердцу подкатит резко -
больно, возможно, что ты есть гений,
но для меня ты – пустое место.
Мне повезло
мне повезло потрогать пустоту,
вселенную заткнувшую за пояс,
через нее за поездом шел поезд,
там кожу, как с березы бересту,
за слоем слой до самой сердцевины,
соленым смехом раны залепив,
снимали, не обрезав пуповины,
не возводя себя в суперлатив.
но там теперь другие пироги
пекутся в электрической духовке,
китайские на плечиках обновки,
отдали богу обжигать горшки,
в местах отхожих, заменив биде,
бумаг рулоны, мыло, полотенце,
вылизывают тщательно везде,
и на себя не могут наглядеться
в зеркальность гладко выбритых яиц,
сосут взахлеб, сосут благоговейно,
уткнувшись носом в ямку ягодиц
того, кто больше не "блюет портвейном".
и я там был, испытывал оргазм,
и колотил об угол дома душу,
пока ни понял, что мне ссали в уши,
используя меня, как унитаз.
мне щекотали ершиком нутро,
мне забивали горло под завязку
божественной комедиальной смазкой
из бутылька с нашлепкой «божество».
Нас рисовали наугад
я все равно тебя люблю,
как родину, как мать, как воздух,
и бога перед сном молю,
чтобы сложил как надо звезды,
люблю я вовсе не тебя,
мне безразлично кто и где ты,
и по законам бытия
мы – только отражение света,
и преломление лучей -
игра теней в обмане зрения,
и мы ничьи, и мир ничей
в четырехмерном измерении,
нас рисовали наугад,
макая пальцы в краску, дети,
и с детских пальцев суррогат
в замысловатые сюжеты
размазывался по холсту,
пересекаясь где попало,
черта ложилась на черту,
пошла возня под покрывалом
листов, форматом А и Б,
внушая индивидуальность
случайно выбранной черте,
предполагая не случайность.
я непонятно говорю?
заносит мозг на поворотах.
да, я тебя, тебя люблю,
но мне неважно, где и кто ты.
Семена
я жду весну и покупаю
попутно с хлебом семена
а с полки пялится папайя
недружелюбно на меня
насупившись в черту сплошную
на переносице зима
зудит и прячу под полу я
тепло чужое задарма
несу домой
сугробов сгустки
пинком израненная дверь
собачья стая
чувств моллюски
я пью без закуси по-русски
сердечные скулят нагрузки
давно несмазанных петель
и чужестранная папайя