– Откуда мне это знать? Вы же оба в партизан играли – и до сих пор продолжаете, – криво усмехнулся я.
– А он меня с парковки у торгового центра увез. До сих пор думает, что я не поняла его маневров. Он же следил за мной от самого дома – больше никак, потому что я не планировала ту поездку, случайно оказалась там. Ну, на парковке и поймал. Но знаешь, что самое странное? Он ошибся только в одном – ему терпения не хватило, как тебе обычно не хватало. Мы ведь разговаривали – просто разговаривали, хотя Олег совершенно четко сказал, чего хочет от меня. И, поговори он со мной еще пару минут, ему не пришлось бы вырубать меня своими самурайскими приемами, я сама бы села к нему в машину. Но… – она умолкла, перевела взгляд в окно. – Даже такие спокойные люди, как Олег, попадая в одно пространство со мной, сходят с катушек… Вот и он сошел. А я бы добровольно с ним поехала.
Не скажу, что мне были очень приятны эти откровения, пусть и прошло с того момента уже очень много лет. Но у меня вдруг встала перед глазами картина, как Олег заталкивает обвисшее у него в руках тело Мари в машину и везет в гаражный массив, а я потом весь вечер пытаюсь ее найти, обрываю телефон, потому что поехать не могу – дежурю. И она еще пару дней прячется от меня…
И я мог бы еще как-то понять Олега – сто раз был на его месте. Но то, что сейчас говорила Мари о том, как готова была ехать с ним без всякого принуждения, причиняло мне куда большие мучения…
А она продолжала:
– Знаешь, очнувшись, я вдруг поняла, что совершенно не испытываю страха. Как будто все идет так, как должно, а мне ничего не угрожает. Даже в голову не пришло, что Олега надо бояться – я ведь уже знала, что он может, казалось бы, стоило в тот момент опасаться за собственную шкурку как минимум… а я не боялась, мне было даже интересно.
– Не сомневаюсь, что твой интерес он удовлетворил в полном объеме, – выдавил я, мечтая, чтобы она умолкла, но в то же время отчаянно боясь, что она так и сделает.
– Да, – кивнула Мари. – Больше скажу – он мне показал, что я еще могу. И это оказалось куда круче, чем даже я сама о себе думала.
– А обо мне ты в тот момент не думала? – скривился я, как от зубной боли. – Я ведь тебя искал весь день, телефон раздирал, а у тебя было отключено.
– Олег забрал мой мобильник сразу и выключил, а потом было как-то не до этого…
– Ну, еще бы!
– Прости меня, ладно? – негромко произнесла Мари, глядя мне в глаза. – Теперь уже ничего не исправишь…
– А ты хотела бы? – вдруг спросил я.
– Вам не понравится мой ответ, Мастер.
Конечно… конечно, мне не понравится твой ответ, потому что ты скажешь, что ни за что не изменила бы ничего. Олег показал тебе, что может он, и что можешь ты сама – куда уж мне…
– Ты, Денис, всегда хочешь от меня какой-то правды, но, как только она тебе не нравится, начинаешь злиться. Так не делай себе больно, не спрашивай.
– А ты все такая же… Тебе никогда в голову не приходило, что мне важно все о тебе, все, что тебя касается? Пусть даже мне от этого больно?
– Говорю же – пси-мазохист, – вздохнула Мари. – Поехали домой, там Олег, наверное, волнуется.
– Ты не можешь каждые три минуты не вспоминать о нем?
– Нет, не могу. Ему и так досталось – авария, потом мои метастазы…
«А мне? – хотелось заорать на все кафе. – Мне не досталось? Ни его авария, ни твои метастазы, ни твой отказ от лечения, ни усилия заставить тебя изменить решение? Мне – не досталось? Меня, как обычно, не жалко, я ведь перед тобой виноват, должен теперь отрабатывать».
Но тут я себя одернул – Мари никогда, ни разу не произнесла фразу «ты мне должен», это был мой выбор, я сам так решил, потому что сам считал себя виноватым, и несправедливо обвинять Мари – она меня ни о чем не просила, даже в Москву я поехал сам, а не потому, что она так захотела. И все, что я делал там и потом здесь, было моей инициативой, потому что ни Мари, ни Олег этого не хотели.