А она калачиком свернулась, съёжилась вся, даже пальчики на ногах поджала. Замёрзла, что ли? Всегда мёрзнет… Этой летом по три ватных одеяла подавай.

Протягиваю руку и касаюсь её обнажённой ножки. Лёд! Но меня словно током прошибает… Двести двадцать по оголённым нервам!

Хочу приложить всю пятерню, но заставляю себя отдёрнуть руку.

Нельзя. Нельзя, блядь!

Тем более вот так, врасплох.

Точка.

Точка!

Решительно поднимаюсь и обхожу кровать, загибая край одеяла. Накрываю её, задерживая дыхание. Выхожу, не в состоянии сделать новый вдох. Запредельное давление на грудную клетку мешает расправить лёгкие. Перед глазами серебряные всполохи с чёрными точками за территорию махач устроили, натурально уже задыхаюсь, не метафорически! Сердце, падла такая, заходится, напоминая, что ещё живой, что нужен кислород, необходим… а мне вроде как и не хочется. А смысл?

Пробиваю сам себя кулаком в грудь, по ощущениям, в последнюю секунду. Запускаюсь. Дышу.

– Блядь, а смысл?.. – вслух уже, в черепушке места для этого дерьма попросту не осталось. Занято там. Она там хозяйничает. Господствует.

Загнанным зверем начинаю расхаживать в тесном давящем пространстве прихожей. Слишком мало места, слишком короткие шаги. Это не пробежка, а вращение вокруг своей оси, здорово напоминающее беготню за собственным хвостом.

Зачем я взял этот чёртов заказ? Зачем приехал? Почему отпустил?

Вереница вопросов в пустоту, бессмысленная риторическая круговерть и никакой обратной связи.

Похожу к двери. Тяну руку. Опускаю.

Нельзя. Как бы не кошмарило, как бы не хотелось, нельзя. Запрещено, отпустил.

Иду в противоположном направлении.

Если любит его – не позволит. Оттолкнёт, обзовёт, накричит, вышвырнет. Но если не рискну, так и буду гадать, случилось бы или нет.

Подхожу к двери. Тяну руку. Опускаю.

Обещание же дал. Себе, Эмиру, ей, хоть и мысленно. Отпустил ведь, отгородился, самоликвидировался.

Иду в противоположном направлении.

Я и так мразь последняя по мнению окружающих, какая разница? Даже если воспротивится, даже если возмутится, я знаю её. Все точки эрогенные знаю, все пути сокровенные исследовал, за минуту в моих руках полыхать начнёт. Хорошо ей будет, очень хорошо, пусть не до стона, не до крика, всего лишь до оргазма, всего лишь физически.

– Ты чего носишься, Паш? – её тоненький голосок со спины на столько внезапен, что я вздрагиваю.

Я! И вздрагиваю… смех. Врасплох меня никто не заставал уже лет пятнадцать.

– Думаю, – хриплю, не оборачиваясь. Зажмуриваюсь с такой силой, что пережатые глазницы мультики начинают транслировать. – Иди спать.

– Да как же я спать, когда ты тут такой… – шелестит тихонько.

Чуть не брякнул – какой? Какой я в твоих глазах, а?

И тут она коснулась моего плеча. Ласковым прикосновением стёрла нахер все границы. Смела все скрупулёзно возведённые преграды. Открыла клетку.

Перехватываю её руку, чтобы бежать не думала.

Разворачиваюсь, захватывая оба запястья.

Поднимаю вверх, припечатывая к стене.

Замираю, глядя в её перепуганные глаза.

– Не надо… – молит сипло, слабо головой из стороны в сторону мотает, а сама губы пересохшие облизывает, закусывая нижнюю. Грудь ходуном ходит, вывернуться даже не пытается.

Хочет меня. Хочет, знаю, что хочет. И сказала «нет».

Надо отпустить её, отстраниться надо, но я не могу. Один поцелуй. Всего один. Хоть что-нибудь, блядь!

Приближаюсь и она отбивает мелкой дробью:

– Не надо, Пашенька, не надо! Прошу, умоляю, остановись! Сам, сам, не смогу я… не смогу… – дёргается вперёд и захватывает своими губами в плен мою нижнюю. Меня всего в плен берёт.

Из одной клетки в другую.

Из одного капкана в другой.