Вечерело, солнце уже скрылось в лиловых облаках заката, но лучи его все еще пробивались сквозь пышные небесные перины, озаряя комнату вехарма широкой розовой полосой. Гордофьян Миронов подошел к окну и окинул взглядом тянувшуюся к небу восьмерку; всего башен было девять, но, поскольку комната Гордофа находилась в одной из них, видел он только остальные восемь. У каждой из башен был свой неповторимый характер, который человек с воображением узрит, взглянув всего лишь раз, а также собственные имена. Нравы и имена башни получили благодаря людям истории, тайны и характеры которых пропитали крепостные стены, наградив их душой.
Самая широкая, внушительная объемом и силой – башня Железных Ливней. У ее подножья безостановочно растущим лабиринтом раскинулись казармы и дворы, множество стрельбищ, оружейных и конюшен – в общем, площадь территории, принадлежащей Ливням, была огромной, и называлась она военным городком. Хозяином башни был Довзлат Эрг – магистр военного дела, он же верховный командующий армией Брежисталя, или верховный армариус башни Железных Ливней. Помимо него, башню населяли и другие магистры, или мастера, как их иначе называли: искусства боя, оружейного дела, боевой тактики, – и тысячи их доблестных учеников, в чьих еще неокрепших душах взращивали честь и отвагу, свойственную доблестному воину, хотя, конечно, большее внимание уделялось взращиванию мускул. Вторая по размеру башня носила название Песнь Алиадны, иначе ее называли Башней моряков. Вехармом этой башни являлся Кормат Борт, или верховный командующий военным флотом Брежисталя, в ней и в остальных башнях все было устроено по тому же принципу, что и в Железном Ливне.
Гордофьян Миронов перевел взгляд на свою собственную башню – Трех Полнолуний, в ней он отыскал окно, ведущее в угольную черноту напрочь сгоревших стен; гарь влекла его, утаскивала разум в скрежещущий мрак, вытягивая мысли из самой глубины. Гордоф пару дней назад переехал в башню Пьяной Розы, так как его опочивальня в Трех Полнолуниях вспыхнула красным пламенем. Служанка Гордофа, Марьяна, обронила свечу на книги. По ее рассказам, комната вмиг вспыхнула, и сделать с этим она ничего не смогла. Подобное и впрямь могло произойти, опочивальня буквально складывалась из множества макулатуры. Книги, письма и прочие бумаги вырастали из пола, словно пещерные сталагмиты, только рост их происходил не за счет падающих сверху капель, а за счет все новых и новых бумажных кип, складываемых друг на друга.
Гордофьян наконец отошел от окна. Сняв свою темную мантию хранителя, он нырнул в удобную ночную рубашку и уже собирался лечь в постель, но ему помешали. Кто-то стучал в дверь.
– Кто там? – раздраженно фыркнул Гордоф, но вместо ответа вехарм услышал повторный стук.
Миронов настороженно приоткрыл дверь, за ней никого не оказалось. Он было решил, что кто-то ошибся дверью, но через секунду понял, что это вряд ли была ошибка: на полу лежало письмо. Взяв его, вехарм направился к своему столу.
Миронов с любопытством крутил запечатанную бумагу в руках, письмо не имело ни штемпеля, ни имени отправителя. Открыв письмо, Гордоф ужаснулся и рухнул в кресло, стоящее позади него. Длинные, резкие буквы с заостренными концами складывались в текст, походивший на кровожадную дьявольскую пасть:
«Раз, два, три, четыре, пять, смерть опять идет искать.
Крики залы наполняют, смертных души пожирают.
Если старый не дурак, спрячешь то, что сдержит мрак».
Гордоф сразу понял, что за письмо попало к нему в руки, он видел подобное и раньше. Эту бумагу назвали письмом от самой смерти, все ужасные события, происходящие в Араклии, начинались с этого письма. За последние пять сотен лет было получено несколько подобных писем, но только некоторые из них повлекли за собой беду. Они пришли ниоткуда и забрали жизни в никуда, посеяв войны, голод и болезни. Учитель Гордофьяна Миронова говорил, что это проклятие, но это было не так, проклятьем эти письма становились лишь в руках глупца, как позже понял Гордофьян, а в руках человека сведущего письмо было предостережением, присланным с благими намерениями.