Сидя в прошлый раз рядом с Вольмондом, вампирша чувствовала его нетерпение и желание разорвать в клочья всех, кто находился за той решеткой. Аристократ сделал ставку на малышку-эльфийку и не прогадал: ее мать благородно пожертвовала собой, давая дочери возможность проткнуть ее кинжалом, всей душой надеясь на то, что ее смерть не будет напрасной и ее дитя отпустят домой, в спасительный лес, где смогут помочь и защитят, раз сама она не справилась с этой ношей. Эльфы всегда были слишком наивны, что тогда, что сейчас. Охотница не могла терпеть этого щенячьего выражения их глаз, что смотрели на нее с каким-то сочувствием, когда она хладнокровно вонзала очередную стрелу в горло или в сердце, а потом добивала, если была необходимость. Они будто бы жалели ее, смотрели насквозь и видели ее нутро, ее суть, ее крест, который она обязалась нести до последнего вздоха, до того момента, пока не найдется тот, кто положит конец ее беспорядочной жизни, кто освободит ее от всех грехов и смоет кровь с рук. Но нет, это было просто невозможно: ее руки были по локти обагрены… Осеребрены той жидкостью, что была у эльфов вместо крови. И она каждый раз пила эту неземную кровь, что давала ей короткое успокоение, с такой жадностью, будто бы каждый раз был последним, а жажда… желание было непреодолимым…

Вампир по-прежнему стоял напротив, казалось, даже не заметив ее задумчивости, а может, лишь сделав вид. По его взгляду было сложно определить, о чем именно он думал. Лестина опустила взгляд чуть ниже и наткнулась на острые, будто наконечники ее стрел, клыки, которые сияли необычной белизной, подернутой едва заметным серебряным блеском в лунном свете. Этот факт мог означать только одно: вампир только что вернулся с «кормежки».

Окинув девушку внимательным взором кровавых глаз, которые, несмотря на ее принадлежность к тому же виду существ, смотрели точно так же, как хищник смотрит на загнанную в угол добычу, – еще одна причуда заносчивого клана Снеллиус – высокомерие, непомерная гордость и непризнание никого себе равным, – вампир усмехнулся и облизнул клыки.

– Один-один, значит. Ты единственная, кто может услышать меня даже тогда, когда я нахожусь в засаде, Лес, – тон Вольмонда стал похож на мурлыканье кота, который обнаружил целую банку сметаны и теперь с удовольствием поглощает лакомство.

Охотница резким движением выбросила вперед руку, не давая вампиру приблизиться еще больше, и сделала вид, что тянется за кинжалом, висящем в ножнах на поясе. Увидев это, наследник клана отступил на шаг, сохраняя дистанцию, и оскалился клыкастой улыбкой.

– Полегче, Лестина. Я понимаю, что ты очень рада меня видеть, но от такого приема я, пожалуй, откажусь.

Вампирша в ответ только фыркнула, но руку от оружия не убрала, напротив, схватилась за него всей ладонью.

– Еще раз так меня назовешь, – угрожающе прошипела девушка. – И твоему семейству придется раскошелиться на твои похороны. Мне плевать, кто ты. Для меня ты просто напыщенный избалованный эгоист, которому в этом мире все достается на белом блюдечке…

– Ну, вот всегда ты так, – начал было вампир, но осекся, наконец заметив, что лежит на плече у его собеседницы. – Ты, как я вижу, не с пустыми руками сегодня? Это хорошо, я как раз проголодался. Отдашь мне ее, как отнесешь голову в кеут? – в предвкушении вкусного раннего завтрака Вольмонд вновь облизнулся. – Не тяжело? Помочь?

– Уйди с дороги! – грубо прервала Лестина и, не желая дослушивать этого «напыщенного» по ее мнению придурка, развернулась и пошла прочь, мысленно прокладывая предполагаемую траекторию и дорогу до пункта назначения.