Подворотня, куда свернула охотница, славилась своими враждебными темными обитателями, но для девушки, обладающей по своей природе великолепным ночным зрением, именно это место и стало тем укромным уголком, где можно совершить финальные превращения тела жертвы. Так что, без труда вглядевшись в темноту, вампирша увидела чей-то силуэт, лежащий на земле. Очередной нищий. Фигура, облаченная в грязные лохмотья, слепо приподняла голову и прислушалась к шагам охотницы, после чего, уловив ее присутствие, поползла к ней по земле, чуть слышно повторяя:

– Монету… Монету…

Забавно. Эти существа, обитающие в грязи, казалось бы, не стоят драгоценного времени и внимания «сливок», так сказать, но они – единственные как раз из тех, кто все еще считает охотников аристократией и относится к ним так, как следовало бы относиться всем остальным.

Девушка с отвращением отступила назад, не позволяя нищему прикоснуться к ее сапогам, а когда тот замер, кончиком обуви сбросила подранное подобие капюшона с его лица. Это была относительно молодая ведьма. Можно было бы подумать, что недурная внешность и побудила ее пойти попрошайничать, ведь случались дни, когда попрошайки получали больше, чем… Да даже чем элита охотников. Но один взгляд на растрепанные волосы, все те же лохмотья, в которых все-таки не было ни искринки чар, и неестественную худобу, и вампирша смогла подлинно сказать, что перед ней действительно голодающая бездомная. Низшее создание. Хмыкнув, охотница достала из потайного кармана в складке плаща червонец и бросила монетку на дорогу. Услышав звон, ведьма ринулась вперед, но тут же натолкнулась на других попрошаек, которые уже успели тенями выскользнуть на улицу в общей суматохе и присвоить себе ее добычу. В темноте немедля завязалась шумная потасовка, смотреть на которую у вампирши не было никакого желания. Взвалив мертвую эльфийку обратно на плечо, девушка уже продолжила было свой путь, но в подол ее платья вцепился какой-то старик, отчаяннее своей предшественницы крича:

– Монету! Монету!

Вампирша стиснула зубы и зарычала, пытаясь избавиться от прицепившегося попрошайки, ударив его, за что едва не поплатилась своим равновесием. Ситуация приняла нехороший оборот. Решительно нехороший.

Звон вынимаемого из ножен кинжала и знакомый пробиваемый воздух – все это прозвучало для вампирши как прекрасная родная симфония. Нож пролетел несколько метров по воздуху, вонзился прямо в грудь старика, и бродяга замертво упал на дорогу, застыв сиротливой тщедушной фигуркой. Другие нищие, увидев падение своего «собрата», тут же в ужасе разбежались по углам. Улица погрузилась в долгожданную тишину. Вампирша поискала глазами по теням, но не обнаружила никакого намека на чье-то присутствие. Значит… Подняв голову к ближайшему фонарю, точнее, к самому стеклу, за которым виднелся в луне косой силуэт угасшей свечи, девушка различила блеск красных глаз.

– Спускайся. Я заметила тебя, – с едва читаемой усмешкой в голосе устало произнесла вампирша, отступая немного назад и высвобождая небольшую площадку под самим фонарем.

На мощеную улицу тотчас спрыгнул высокий вампир аристократичной наружности. Его бледная кожа гармонировала с длинными ярко-алыми, как кровь, волосами, что были заколоты на затылке, а идеально выглаженная рубашка с воротником и галстуком не оставляли ни у кого сомнений, что перед девушкой появилось то дитя ночи, что принадлежит богатому клану Снеллиусов – вампиров, известных в городе своим вспыльчивым нравом и любовью к «игрищам».

Лестина и сама пару раз не по своей воле наблюдала за данным действом, когда полуживые эльфы по разные стороны арены боролись друг с другом за право жить, которое, впрочем, если уж быть предельно честным, отбирали даже у победителя. Люди, вампиры и другие существа, являющиеся горожанами и гостями сего представления, точно так же, как и в привычных скачках, могли делать ставки на тот подопытный номер, у которого, по их мнению, шансы выиграть были выше. Тем, кто сделает верный выбор, – то есть, проще говоря, если эльф сделавшего ставку участника выживал, – организаторы выплачивали золотые. Зрители громко кричали, бесновались и остро реагировали, наблюдая за тем, как их капитал либо приумножается прямо на глазах, либо необратимо пустеет, переходя в руки или лапы другому игроку и формируя некий «порочный круг» этой жестокой игры, в которой, увы, не было, нет, и не будет победителей.