Лично мне вторая версия нравится больше. Пока хозяин, кстати, зовут его Никифор, ударился в исторические хроники, мой братец решил блеснуть медицинскими познаниями.

– Слышь, Никифор, это у тебя флюс? Отчего щёку так раздуло?

– Так ить хто ш жнает-то? Болит пашкудная мочи нету.

– Хочешь полечу?

Видно зубы, а в том что болели именно они я не сомневалась, удолбали дядьку хуже дятла, иначе бы он не согласился. Я придвинулась к братцу и яростно зашипела ему ухо:

– Костик, кончай экспериментировать. Ты же не на стоматолога учишься! Что, хочешь дяденьку без зубов оставить?

– Яшка, успокойся. Я знаю, что делаю, мне Тёмка все уши прожужжал, я ж его к экзаменам дрессировал, так что технологию знаю не хуже любого профессора.

– Вот идиот! Ты даже зуб себе запломбировать боишься!

– Так ему я тоже пломбу ставить не буду.

Кот кровожадно ухмыльнулся и отправился готовить инструменты: кипятить клещи и проверять самогон. Вид чужих мук я выносить не могла, поэтому вынесла себя из избы. Хата Никифора стояла почти на берегу и я решила поближе познакомиться с местной речкой, благо после баньки исчез назойливый зуд под грязевой корочкой на коже вместе с самой коркой, позволяя спокойно наслаждаться близостью воды и чистым кислородом. Минут через пять ко мне присоединился Митрич – у него тоже оказалась тонкая душевная организация. Но нас не спасло бегство из импровизированного стоматологического кабинета: вопли невинно лечимого разносились далеко окрест. К счастью, вопил он не долго, минут двадцать от силы, затем всё подозрительно стихло.

Полные дурных предчувствий, мы кинулись к дому и едва не сшибли в дверях Костика. Кот сверкнул улыбкой и продемонстрировал нам чёрный искрошившийся пенёк зуба. Следом за стоматологом-любителем на улицу выполз и сам виновник торжества. Он вытирал слёзы и лелеял огромную глиняную крынку, из которой подозрительно тянуло брагой. Страдалец поминутно прихлёбывал из крынки и полоскал зубы, а чтобы не переводить продукт, после процедуры отправлял его в желудок. В результате и часа не прошло, как Никифор укушался в зюзю. Ну что ж, тоже анестезия.

Наутро провожать нас вышла вся деревня. Никифор на радостях напихал полный рюкзак всякой снеди (опухоль со щеки уже почти сошла!) и подбодрил напутственным словом: типа бог в помощь (будите поблизости – обходите стороной).

Зевая во весь рот, мы с Котом еле волочили ноги, Митричу же всё было нипочём. Бодренький, отдохнувший он весело шагал впереди. Блин! Хорошо Костику в брюках, а я то и дело путаюсь в длинной юбке, или цепляю за кусты подолом. Махнуться с ним что ли? Я повнимательнее поглядела на брата и отмела эту мысль, как заведомо нелепую. Ну не захочет он изображать из себя шотландца. Эгоист!

– Чего загрустили, ребятки? Гляньте утро какое чудесное: птички поют, ветерок ласковый, воздух прям лучше шинели!

– Какой шинели, Митрич, ты о чём? – я представила себе как может пахнуть солдатская шинель и мне резко расхотелось дышать.

– Какой-какой, духи такие. Французские.

Даже Костик прыснул в кулак, а я так вообще… Отсмеявшись, я принялась растолковывать домохранителю глубину его невежества.

– Деревня! Не шинель, а Шанель!

– Да какая разница-то? Мне всё едино, что шинель, что шанель, что спаниель.

– М-да, культурой ты не обезображен.

– Зато домовитый! – Митрич надулся и некоторое время мы шагали молча. Мне даже как-то совестно стало: ну чего я привязалась к нему с этими духами?

– Митрич, ну ладно, не дуйся. Хочешь я тебе грибочков там, ягодок наберу?

– Ага, щас! Один поганками потравить пытался, вторая волчьей ягодой попотчует.