Понятно, что целью этого вымысла всегда была легитимизация сирийскоязычного христианства и его привязка к подлинной апостольской традиции. Как и прежде, его авторы хотели показать, что Эдесса была первым городом, обратившимся в христианство в год смерти Иисуса, раньше своей могущественной соперницы Антиохии, и что она пользовалась особым покровительством Господа на случай нападения врагов.

И что самое главное для нас, в «Учении Аддая» упоминается суда́́о, прибывший в Эдессу, или, по крайней мере, его репродукция, которой уже поклонялись толпы: просто портрет Иисуса, написанный Ханнаном и привезенный в город.

В последней четверти V века портрет этот еще хранился в Эдессе, о чем свидетельствует армянский хронист и гимнодист Мовсес Хоренаци (ок. 410 – ок. 490) во втором томе своей «Истории Армении», написанной около 480 года: «Это послание принес Анан, вестник Абгара, вместе с изображением лика Спасителя, которое хранится в городе Эдессе и поныне»[49]. Автор проезжал через город приблизительно в 432 году и, вероятно, видел его.

В начале VI века между Византийской империей и персидским шахом Кавадом I, жадным до завоеваний и военных трофеев, вспыхнула война. 10 января 503 года после трехмесячной осады беспощадному Сасаниду сдалась Амида[50] в Верхней Месопотамии, что к северо-востоку от Эдессы. В течение трех дней и ночей в городе продолжалась резня. Затем правитель, собрав свое войско и покинув берега Евфрата, вторгся в Осроену и встал лагерем под стенами белокаменной Эдессы, где размещались склады византийской армии.

Однако – какая неожиданность! – 17 сентября, когда персы атаковали город, местные жители не показались напуганными тем, что только что произошло рядом: они яростно защищались и не сдавали позиции. И все же их положение нельзя было назвать благополучным. В последние годы урожаи сильно страдали от нашествия саранчи, что нанесло серьезный удар по экономике. Тысячи персидских воинов были готовы воспользоваться ситуацией и ворваться в город.

«Равнина была наводнена войсками, – рассказывает Иешу Стилит, свидетель событий. – Городские ворота были открыты, но персы не могли войти из-за благословения Христа. Страх овладел ими, и они оставались на месте, хотя никто не вступал с ними в бой, с рассвета до девятого часа… Те немногие воины, что вышли [из города], оттеснили персов от укреплений, к которым они успели приблизиться на расстояние полета стрелы. И они отступили…»

Не признав поражения, Кавад «вооружил слонов и вернулся, чтобы напасть на Эдессу, 24-го числа месяца Элул [сентября], в четвертый праздник недели [среды]. Он окружил город со всех сторон с большей осторожностью, чем прежде, а городские ворота оставались открытыми. […] Персидские легионы попытались войти; но, подступив к воротам, их ряды, подобно вихрю поднятой пыли, смешались и метались в полном беспорядке», их прогнали отряды крестьян, вооруженных пращами. Шах, до которого дошли слухи о чудесной защите города, немедленно снял осаду и вернулся в лагерь на берегу Евфрата. Таким образом, заключал Иешу Стилит, «мы узрели исполнение слов и обещаний Христа царю Авгарю»[51].

Менее категоричный, нежели восторженный летописец, Шарль Лебо в своей «Истории поздней Империи» (1783) приписывает победу эдессийцев их непоколебимой уверенности в том, что они находятся под защитой письма Христова: «Жителей успокаивало обещание, которое, как они верили, Иисус когда-то дал их царю Авгарю, написав, что Эдесса никогда не будет захвачена. Это убеждение, пускай и необоснованное, вдохновило их на беспримерное мужество и сделало их непобедимыми»