— Посмотри на номера банкнот. Они различаются только последними цифрами. Эти банкноты — из одной пачки. Теперь ты веришь мне? Веришь тому, что мы с тобой давно знакомы? Что ты приезжала месяц назад в Стамбул? И что денег у тебя было так много, что ты запросто подарила мне тысячу баксов?

Она взяла банкноты в руки. Он не солгал. Одинаковые номера. Только последние цифры различаются.

Она закрыла ладонями лицо и разрыдалась.

* * *

Гладь воды в травертине была абсолютно неподвижна и потому казалась огромным зеркалом, которое положили на площадку белой окаменевшей соли. В этом зеркале отражалось звёздное небо. И огоньки домов внизу, в долине, тоже можно было принять за отражённые звезды.

— Красиво, — сказал он.

— Я здесь была вчера.

— Днём?

— Нет, тоже ночью.

— Не боялась?

— Нет, мне сейчас лучше, когда я одна.

Потому что любой из встреченных ею людей может оказаться её знакомым, которого она сама не помнит. Он понял, что она хотела сказать. Ей сейчас лучше, когда вокруг — совсем никого.

— Ужасное чувство, — сказала она задумчиво. — Когда человек тебя помнит, а ты его — нет.

Перевела взгляд на огоньки, дрожащие в долине. Передернула плечами, словно ей вдруг стало зябко. Он заметил это, придвинулся, обнял за плечи, согревая своим теплом. Она не отстранилась.

— Я сейчас подумала, — прошептала едва слышно, — что, может быть, меня вчера здесь не было? И мне только кажется, что я сидела здесь одна, купалась в этой вот воде, а потом долго-долго спускалась вниз босиком?

— Чушь, — отозвался он.

Она будто не услышала.

— Я была в Анталье. Приехала туда на автобусе, взяла такси, поехала в центр. И вдруг увидела: там такая башня с часами и ещё минарет странный, не круглый, как обычно, а как будто из рёбрышек таких состоит. И я сразу их узнала. И минарет этот, и башню с часами. Я думала, что видела их много раз на фотографиях. Потому они и знакомы. И вдруг оказывается, что на самом деле я тут жила. В пансионе по соседству. Я этого не помню, что жила. Я им не верила, этим людям, которые говорили мне, что они меня знают. А сейчас думаю: может быть, мне эти минарет с башней не по фотографиям знакомы? Может, я там действительно жила? А потом, после случая в Кайе, у меня в голове всё так перемешалось, что теперь сплошная путаница в мыслях?

— Ты всё вспомнишь, — пообещал он.

Она вздохнула.

— И тебя я не знаю, — сказала она. — Не помню, честное слово. Но почему-то доверяю тебе. Не то что верю всему, что ты мне говоришь. Но не боюсь тебя. Как будто ты мне не чужой. Будто я и вправду тебя знала.

Обернула к нему своё лицо и посмотрела внимательно.

— Конечно, знала, — сказал он мягко. — Я работал там, в Лялели. Когда-то челночил, возил товар в Самару. Потом оказалось, что всё время ездить туда-сюда накладно. Можно было в Стамбуле оставаться, подбирать товар и гнать его в Самару, партию за партией. Вроде как торговый представитель.

— И мы с тобой познакомились. Да?

— Да, — ответил он жарким шепотом.

Обнял её крепче. Его ладонь скользнула по её бедру. Она трепыхнулась пойманной птицей.

— Ну, что ты! — шептал он горячо. — Ты вспомни, как у нас это было!

Она рванулась. Он ее держал.

— Пусти! — потребовала она.

Но он уже не мог с собою совладать. Навалился всем телом и не давал ей подняться.

— У нас это было много раз! — увещевал он её. — Ты скоро вспомнишь!

Она изловчилась и выскользнула.

— Ты врёшь!

— Не вру!

Но было какое-то несоответствие. Что-то такое, что не позволяло ей поверить.

— Не подходи!

— Ну, хорошо, — он поднял руки, будто сдавался.

— Ты врёшь! — выдохнула она, потрясённая сделанным ею открытием. — У нас с тобой никогда ничего не могло быть!