Привычный маршрут, еще вчера казавшийся коротким, сейчас выглядел как гонка на выносливость: два перекрестка, три остановки, небольшой сквер и узкая дорожка при дворовой территории. Финиш находился на пятом этаже в старом офисном здании, которое уже два года как было признано аварийным и стояло в очереди на снос. Протекающая крыша, выцветшие обои, торчащая из стен проводка, вздутый ламинат и шатающиеся стулья – вот что ожидало каждого, кто намеренно или по незнанию решит посетить центр групповой психотерапии «Мы живы!».

Это был не единственный центр в городе. Почему же тогда Сергей выбрал столь непримечательное место? Самый важный критерий крылся в том, что в центре «Мы живы!» его никто не знал. Ни один его знакомый врач, даже отец с его безграничными связями не смог бы его найти в этом месте. Тут он был невидимкой, таким же, как и любой случайно зашедший обыватель.

Терапией руководил Ростислав Михайлович. Весьма занимательная личность, как сумел убедиться Сергей. Может быть, последний настоящий альтруист на земле. Не имея ничего, кроме диплома психолога, он сумел организовать центр помощи, существовавший исключительно за счет добровольных пожертвований и средств, что удавалось выискивать доктору лично. Проводил занятия он всегда с полной самоотдачей. Излишне углубляясь в проблемы своих подопечных, он совершенно забывал о своей жизни, поэтому к сорока годам не имел ни семьи, ни детей. Он мог часами задерживаться после собрания, выслушивая тех, кто хотел пообщаться с глазу на глаз. В любое время суток его телефон был доступен всем и каждому. Тысячи номеров были в его телефонной книге. Он пропустил через себя боль стольких людей, и лишь единицы удосужились спросить:

«Как вы сами-то, доктор, себя чувствуете?»

С каждым шагом находилось все больше и больше причин, чтобы не идти сегодня на собрание. Прощальное письмо, как и блокнот, было разорвано в клочья и покоилось на дне мусорного ведра.

«Какой смысл идти? Что я ему покажу?»

У Ростислава Михайловича был бланк с посещениями, в котором необходимо было ставить отметки. Когда подопечный участвовал в занятиях, делился своими переживаниями и выполнял «домашние задания», он получал «плюс». Всего десять таких «плюсов» – и можно было отнести бланк в отдел кадров, тем самым подтвердив, что курс психотерапии успешно пройден и можно спокойно возвращаться к работе.

На бумаге все было предельно просто, но на деле все оказалось куда сложнее. Сегодня уже было десятое занятие Сергея, а в бланке все еще стоял только один «плюс», и тот давался за первое посещение.

«Еще этот чертов ливень! Сколько сегодня будет народу? Два, три человека? Опять будет меня пытать все два часа!»

Посещение действительно было пыткой. Как ни старался, он никак не мог заставить себя открыться не то что коллегам по терапии, но и даже доктору. Со стороны могло показаться, что ему просто нравилось ходить и слушать истории скорбящих людей.

Перед входом в здание Сергей укрылся от дождя под козырьком подъезда в надежде успеть выкурить сигарету перед началом занятия. Вынув руку из кармана, он достал мокрый комок из бумаги и табака. Остатки последнего, что могло хоть как-то придать сил, скрылись в урне. Озлобленный на весь мир, он стал подниматься на пятый этаж.

На входе в кабинет его руку крепко сжал Ростислав Михайлович. Доктор был озабочен тем, что Сергей насквозь мокрый, и заверил его, что впредь для таких случаев будет держать под рукой пару полотенец. Расспросив о самочувствии, как физическом, так и духовном, Ростислав заботливо налил горячий кофе в одноразовый стакан, при этом сто раз извинившись за отсутствие сахара, и отправил его занимать свободное место.