– Что, княжна Рада, вам не понравился наш суп Лапачо? – со смесью удивлений и насмешки в голосе спросил отец Мальком.

– Нет, ну почему же, просто я не голодна, – я решила проявить такт.

Отец Мальком улыбнулся, так искренне и по-доброму:

– Не кривите душой, Рада! Он очень специфический к нему привыкнуть необходимо. Смотрите, как монахи едят!

Они действительно ели с большим удовольствием. Я повернулась к Давиду:

– А ты, что уже ел Лапачо и раньше? Так спокойно его ешь.

Давид замер с ложкой в руке и ответил:

– Нет, не ел. Просто я так голоден, что съем сейчас, что угодно. И знаешь этот суп Лапачо с каждой ложкой все лучше, – резюмировал Давид и продолжил есть.

Я тоскливо посмотрела на свою миску и поняла, что абсолютно не хочу кушать. Более того, наелась этим черствым кусочком хлеба с не сладким чаем. Конечно же, Давиду хлеба с чаем будет мало, он вон какой бооольшой, а я, сколько мне нужно. После таких мыслей я решила сделать Давиду приятное, ведь он все-таки отдал сне свои дрова:

– Давид! А хочешь мой Лапачо?

– Хочу, конечно! Он уже очень вкусный!

Рядом сидящий монах посмотрел на Давида с завистью. А Давид, закончив со своим Лапачо, отодвинул пустую миску и взялся за мой, весело мне подмигнув:

– Уверенна, что сама не хочешь?

– Нет-нет, что ты! – замахала я отрицательно головой.

Ужин закончился, монахи убирали пустую посуду.

– Дети мои, время позднее, подъем ранний, вы устали с дороги. Помолитесь перед сном и отдыхайте. Пусть Боги хранят вас!

– Смирения! – промолвили мы в один голос.

Мы вышли из трапезной, Давид опять взял меня за руку и повел холодными коридорами. Да, в трапезной было значительно теплее. Очень быстро мы подошли к дверям моей кельи.

– Спокойной ночи, Рада!

– Спокойной ночи, Давид! А где твоя келья? – мне почему-то совсем не хотелось оставаться одной.

– Вон дверь, – он указал на дверь чуть дальше по коридору.

– А-а, понятно, – дальше я не знала, что сказать.

– Хочешь посмотреть?

– М-м-м… —

– Хочешь! Пойдем, приглашаю тебя в гости!

– А можно?

– Откуда я знаю, – Давид пожал плечами, – Но нам же об этом ничего не говорили, а все что не запрещено, значит, разрешено! – он весело подмигнул мне и потянул к себе.

Как и следовало ожидать, его келья была точной копией моей:

– М-да, – все, что я могла сказать.

– Рада! Это не надолго! Садись! – я осторожно присела на кушетку, вернее на пол кушетки. Как он тут спать будет? Давид в два раза больше меня, бедненький!

Давид разводил огонь. В келью полилось приятное тепло. Стоит отметить, что преимущество этих маленьких келий было в том, что они очень быстро нагревались, но и остывали тоже быстро. Давид повернулся ко мне:

– Рада! Я давно хочу сказать, что ты мне очень нравишься с того самого дня, как я впервые увидел тебя, – от его слов теплело в душе и я… была смущена, не знала, что ему сказать. А Давид смотрел на меня и ждал хоть каких-нибудь слов. За меня сказал мой желудок – громким урчанием на всю келью. Чай с куском черного хлеба явно ему показались слишком скудным ужином. Я смутилась еще больше, вскочила с кушетки и протараторила:

– Все, мне пора, было очень приятно зайти к тебе в гости. До скорых встреч!

Мне хотелось уйти и побыть одной, хотя совсем недавно мои желания были совсем другими.

– Рада! – понеслось мне в след, но я уже выскочила в коридор и побежала к себе, не замечая холода коридора. Щеки горели от смущения.

У меня было прохладнее, чем у Давида, но в камине еще тлели угли, подкинув дров, я легла в постель одетой, раздеваться желания не было. Я свернулась калачиком под тонким одеялом, зубы отбивали дробь, желудок продолжал недовольно урчать, требуя еды. И мне стало так жаль себя любимую, так захотелось домой к маме, к папе. Совершенно не волновали мои одноклассники, все равно, что они скажут или подумают. Кому я пыталась, что-то доказать? Многие из них завидуют мне с самого начала, как только узнали кто мои родители. Слёзы сами полились из глаз. Глупая я, бестолковая! Может написать папе? Пусть заберет меня отсюда.