У кого самые плохие оценки за четвёртый класс, приземляются в миттельшуле (раньше хауптшуле) – общеобразовательной школе, где учатся обычно с пятого по девятый класс. Туда же попадают мигранты и беженцы. Для них складывается особенно сложная ситуация: в отличие от малышни, подростки с трудом учат немецкий язык. Многих из них травмировали война и бегство с родины, они переживают половое созревание в чуждой культурной среде, вынуждены взваливать на себя большую ответственность в семье. Новая среда часто вызывает у таких учеников трудности.

От того, куда попадает ученик, зависят его будущие возможности. Прямая дорога к университету выстраивается только из гимназии. Выпускникам других школ открываются двери техникумов и училищ – такое упрощённое представление я для себя сформировала в то время. Переплетений слишком много. Даже после миттельшуле в конце концов некоторые поступают в университет, просто «ехать» до него нужно со множеством «пересадок». Сравнивая с классической российской системой, я находила много расхождений. Сама я с первого класса училась в одной школе. Мы сохраняли состав до девятого. Потом, в возрасте пятнадцати-шестнадцати лет, происходил переход в более взрослую жизнь. С хорошими оценками можно было доучиться до одиннадцатого, с удовлетворительными – получить средне-специальное образование. Выходит, что в Германии дети значительно раньше сталкиваются с сортировкой.

Про специальные школы я почти ничего не знала. Понятно, что они предназначены для тех, кто нуждается в социально-педагогической поддержке на постоянной или долгосрочной основе. К этой группе относятся умственно отсталые и ученики с физическими недостатками: нарушением зрения, слуха и речи, а также с нарушениями обучаемости или проблемами социального и эмоционального развития.

С таким представлением об образовательной системе я пошла на собеседование в миттельшуле. Тогда я ещё не подозревала, что эта школа окажется местом, где мои нервы станут основным учебным материалом…

28.05.2019

– Всем привет! Сегодня мы повторим тему «дас» с одной «с» и «дасс» с двумя «с», – анонсировала я урок в девятом «А».

Написала маркером на доске два слова и приготовилась объяснять. На самом деле меня удивляло, что эта тема входила в экзаменационную программу. Её изучают в третьем и четвёртом классе. Разобраться там, на мой субъективный взгляд, несложно. Но это было моё понимание, и немецкий был для меня иностранным.

Механизмы освоения родного и неродного языков работают в абсолютно противоположном порядке. Когда мы говорим на родном, то не думаем о грамматических связях, о логическом объяснении употребления того или иного слова, о выбранных предлогах, числах или степенях сравнения. Мы просто говорим. Поэтому детям сложно воспринимать всевозможные теоретические правила, когда на практике уже всё довольно неплохо получается. Изъясняются они свободно. Но чтобы грамотно писать, вольного обращения с речью недостаточно. На уроках родного языка они сталкиваются с многочисленными «чудовищами»: падежами, склонениями, деепричастным оборотом и прочей лингвистикой, – которых можно победить, только подружившись с ними. Нужно понять каждое слово и принять исключения, не поддающиеся логике. С иностранным – наоборот. Ты не сможешь произнести и предложения, пока не разберёшься с правилами. Изучая, невольно сравниваешь их с правилами родного языка. С этой точки зрения цитата Гёте: «Если вы не знаете иностранных языков, вы ничего не знаете о своём собственном» – раскрылась мне полностью.

Ещё и объяснение темы «дас» и «дасс» в немецких учебниках меня совершенно не устраивало. Там предлагали заменить слово на одно из нескольких указанных. Если смысл оставался – писать одну «с», если терялся – две. Но замена была довольно условной. Она вызывала больше вопросов, чем давала ответов, и не гарантировала стопроцентной уверенности. Возможно, немецкоговорящим такой принцип проверки проще понять, но если учесть, что две трети моих учеников были выходцами из иммиграционной среды, то я сомневалась, что предложенное объяснение расставит все точки над и.