Коча не вставал не потому, что ему нравилось лежать в окровавленном снегу. Когда он получил удар по ребрам, что-то твердое, металлическое за пазухой приняло на себя часть удара приклада. Коча совсем забыл о пистолете Дикого, найденном при обыске мертвеца. А пришлые не додумались обыскать местного дикаря, лишь вынули рогатку из нагрудного кармана телогрейки, поржали да выкинули в снег.

– Ну! – требовательно повел стволом оружия Серый. – Встал!

– Ты мне ребра сломал, падла, – зло прошептал Коча. – Руки хоть освободи, подняться не могу.

– Ты мне за падлу ответишь, падаль, – сжав зубы, Серый орудовал ножом на запястьях пленника так, чтобы резануть как следует этого оборзевшего фраерка, видимо, не сознающего, куда он попал. Но толстые ватные рукава не давали нанести рану. – Ты мне, урод, все до копеечки…

Сухо и коротко хлопнул выстрел. Пуля, попав в шею Серому, разорвала артерию, и кровь на снег запрыскала фонтаном в такт биению сердца. И чем слабее становилась струя, тем чаще колотилось умирающее сердце. Судорожно зажав парящую на морозе рану ладонью, Серый хотел заорать, но из горла, скованного ужасом надвигающегося конца, рвался только хрип. Шатун недовольно обернулся, думая, что напарник чинит расправу над пленником, но увидел только, как тот неторопливо поднялся, отбросил от раненого ногой автомат дальше в снег и насмешливо спросил:

– Ну что, дружок? Тебя разве не учили сразу перезаряжаться или пленных шмонать? Что вы за клоуны такие? Или только с бабами воевать горазды?

Запоздало вспомнил Шатун, что высадил весь магазин в кусты до сухого щелчка, а разговор с Матвеем по рации выбил его из ритма, выветрил все мысли. Запасной магазин в нагрудном кармане, пистолет в поясной кобуре. Но как до них добраться, когда в глаза смотрит смерть девятого калибра?

– Если я не выйду на связь…– начал было он, но Коча остановил его :

– Я тебя умоляю. Эту хлопушку вряд ли кто слышал, кроме окрестных волков, которые так и ждут, чтобы…Ну ты понимаешь. – и усмехнулся. – Три товарища! Прямо как у Ремарка! Только сожраны в одном лесу…– Позади послышался мягкий звук падающего тела: Серый рыхлил ногами снег в предсмертных судорогах, невидящий взгляд его уставился на убийцу, зрачки подернулись мутной предсмертной пленкой.

– Давай, давай, не стой, – дружелюбно сказал Коча. – Скидывай барахло. Дружок твой курточку замарал, поэтому скидывай свою.

Через минуту Шатун стоял разоблаченный. Его наручные часы и два ножа – выкидной и десантный в ножнах, перекочевали к Коче, в секунду ставшим хозяином положения.

– На, – бросил он под ноги Шатуну свои лохмотья – телогрейку и ушанку. – Накинь…

Шатун принял это за хороший знак. Раз заботится, то валить не будет. Коча разгадал его мысли.

– Сейчас ты мне все рассказываешь, а я послушаю и решу, где правда, а где брехня. Если голову морочить будешь – пуля твоя, не сомневайся. Не соврешь – отпускаю, в спину стрелять не буду, слово даю. По следам пойдете – по одному перестреляю, – он кивнул на остывающего Серого. – Друг твой не даст соврать. А вашего Дикого я не трогал. Шмот и стволы взял, ботинки и харч. Ну да ладно, это историю вы уже слышали. Теперь я твою послушаю.

Не видя перспективы строить из себя героя, Шатун рассказал Коче о поисковых отрядах, как они себя величали. То есть, вернее, их так величали в Ставке, спонсирующей рейды в отдаленные районы, населенные выжившими. Цель таких отрядов – живые люди, перенесшие пандемию. Население, насильно сорванное со своих мест, отправляли в Ростов-на-Дону, столицу южного региона. Брали не всех – больных и стариков оставляли. По сути, на голодную и холодную смерть, мысленно договорил за Шатуна Коча. Чем дольше он слушал, тем меньше жалел о своем первом в жизни убийстве. Те, кто оказывал сопротивление, отряды при необходимости стирали. Остальных несогласных также отправляли в Ставку, но уже не только в качестве биологического материала для поддержания жизни вышестоящих лиц и их окружения, а и как рабочую силу. В загнивающих городах, поддерживающих более-менее иерархию власти и остатки прежнего порядка, нужны были рабочие руки.