– Они уже знают больше, чем ты думаешь, – сказала Эллен. – Но если мы ничего не сделаем, мы останемся их пленниками навсегда.
Астрид не ответила. Внутри неё бушевал хаос. Слова Эллен звучали правдоподобно, но она боялась даже думать о том, что это может быть правдой.
– Ты не обязана решать сейчас, – добавила Эллен. – Но если ты захочешь поговорить… приходи ко мне. Я всегда готова выслушать тебя также, как твою сестру.
Астрид кивнула и медленно пошла прочь, чувствуя, как земля под ногами становится всё менее твердой. Кажется, даже лес вокруг них был против этой правды, отказываясь отпускать её из своих объятий.
***Астрид сидела у окна, обхватив себя руками. Слабый свет заходящего солнца пробивался сквозь ставни, окрашивая комнату в теплый золотистый оттенок, который никак не мог согреть её. Она смотрела на лес, обступивший деревню, и чувствовала, как ее мир рушится.
«Мы должны узнать правду, иначе никто из нас не спасётся.»
Слова Эллен звучали в её голове, как колокол, который всё громче отзывался в её сердце. Она думала об этом весь день, с того самого момента, как покинула пастбище. Правда, ложь, обряды, отвары… Всё это смешивалось в клубок, который становился всё туже с каждым ее вдохом.
Она пыталась убедить себя, что это глупости, что слова Эллен – это всего лишь плод страха и подозрений. Но внутри что-то ломалось.
Астрид провела ладонью по деревянной раме окна, словно ища опору. Ее жизнь всегда была простой. С утра до вечера она занималась делами: носила воду, помогала матери, готовила пищу. Вечерами они молились, просили богов о защите и спокойствии. Эта рутина была как крепость, за стенами которой она чувствовала себя в безопасности.
Но теперь эта крепость рухнула.
Она вспомнила Сану – их тихие вечера, когда сестра задавала странные вопросы: «Почему лес нас пугает? Почему жрецы никогда не рассказывают о других деревнях?» Астрид тогда смеялась над её словами, говорила, что она слишком много думает. Но теперь эти вопросы звучали в ее собственной голове, и она не могла их прогнать.
«Ты должна помочь нам… Ты была на капище. Ты видела, что они делают.»
Она крепче сжала руки, ощущая, как её ногти впиваются в кожу. Она не хотела думать о капище. О том, как жрецы склонялись перед алтарём, как их слова сливались с шёпотом ветра. О том, как маска Хальдора смотрела на неё, будто видела её насквозь.
«Ты можешь узнать правду. Тебя приняли.»
Но какой ценой?
Астрид резко встала, чувствуя, как её сердце бьётся слишком быстро. Она начала ходить по комнате, её шаги отдавались глухим эхом. Всё в этом доме было знакомым, безопасным: стол, за которым они с Саной рисовали, старая лавка, где мать хранила свои травы. Но теперь ей казалось, что это не дом, а клетка.
– Что я делаю? – прошептала она, чувствуя, как горло сжимается.
Она не хотела ломать свою жизнь. Не хотела лгать, притворяться, приближаться к тем, кого всегда боялась. Но если она этого не сделает, она никогда не узнает, что случилось с Саной.
Ее взгляд упал на кровать сестры. Подушка была взбита, одеяло аккуратно заправлено, но казалось, что здесь не было никого уже целую вечность.
– Если бы ты была здесь… – Астрид с трудом сдерживала слёзы. – Что бы ты сказала мне?
Сана всегда была смелее. Она бы рискнула. Она бы сделала всё, что нужно.
Астрид опустилась на кровать, сжимая в руках одеяло. Оно всё ещё хранило слабый запах сестры, который напоминал ей о доме, о спокойствии. Но этот запах исчезал, становился все слабее.
Она закрыла глаза. Внутри неё разгорался гнев. Не на Эллен, не на жрецов, а на саму себя. Она ненавидела свою слабость, свою нерешительность.