Перед домом стояли большие ворота с резными рисунками и неизменным символом Башкортостана – кураем. Айхылу с трудом открыла увесистую дверь и уставилась в маленький садик перед домом. Они прошли по узкой тропке, потом деревянные коричневые ступеньки и две двери, одна на веранду, а вторая в дом. За второй Айхылу ждало озлобленное лицо старухи, которое точно сошло со страниц детских страшилок и сверлило внучку мутными глазами. Эльмир болтал с бабулей, жал ей руку двумя руками, что-то приговаривая на башкирском. Айхылу неуверенно проделала всё тоже самое и села на какую-то скамью, покрытую вязанным ковриком. В доме была только одна комната и маленькая кухня, переходящая в прихожую.

– Спать будешь на веранде, Зухра-Ханум там уже постелила. Комары наверно будут одолевать, но я те от моих принесу пластинки, с ними полегче – бабуля накрывала на стол. Старые чашечки, блюдца, расставлялись по цветастой клеёнке, которой на вид было лет сто. Узоры, цветочки, все они давно выцвели и Айхылу казалось, что она будет жить в антикварной. Черно-белые лица с фотографий на стене смотрели с упрёком, гулко стучали деревянные часы, а на плите посвистывал ржавый чайник.

– А она на русском то говорит? – шепнула Айхылу.

– Нет, ты че? Зухра-ханум даже на башкирском мало говорит, а русский и подавно не знает – Эльмир напротив был здесь как у себя дома, таскал пряники со шкафа, хрумкал печенье и Зухра-ханум радушно похлопывала его по спине, что-то приговаривая.

– Замечательно – с отчаянием выдохнула Айхылу и села за стол. Какие-то слова на русском бабуля знала и за следующую неделю внучка поняла это только потому, что гоняла её бабуля по всему дому, только так, будто вымещала всю свою не вылитую злобу на тяжёлую жизнь и неизбежную старость. Только два дня Айхылу была гостьей, а все остальные как ей казалось именовалась рабом. Готовка, стирка, уборка, прополка грядок, всё было на ней, а бабка постоянно орала, тыкая в какой-то угол пальцем и Айхылу подчинялась. В голове голос матери шептал, что так и надобно делать. Теперь ненавистные листы теста Айхылу катала через день, сушила и варила уже до ужаса надоевший бешбармак, а вечерами звонила матери. Перед каждым таким разговором она порывалась сказать, что ей здесь не нравится и она едет домой, но потом вспоминала отца и взвесив все за и против решала, что лето на природе, пусть и с грозной бабкой куда лучше, чем тумаки от пьяного бати.

– Айхылушь, он вчера приходил, трезвый как стеклышко – довольно щебетал голос матери в трубке телефона. Шла вторая неделя заточения Айхылу в деревне Басай – да-да, даже постригся. Спрашивал, как ты там.

– И снова здравствуйте – саркастично сказала Айхылу – мам, ну мы же это проходили?

– Мы много говорили, вспоминали былое. Надя, конечно, молодец, знает, когда слово вставить, чтобы поддеть его. Но я пока держусь, пусть маринуется – Айхылу трогала пальцами гнилой забор на краю огорода, думая с какой силой надо его толкнуть, чтобы он наконец рухнул и все несметные богатства грядок бабули пожрут козы. Эта мысль её веселила, а вот думать о том, что мать в очередной раз покупается на типичные ухаживания отца, не хотелось, ведь Айхылу знала, чем всё это закончится – Айхылушь, ведь мы любили, ведь мы были молоды. Я спрашиваю его, что же случилось, а он говорит демон попутал. Я его наставляю в мечеть идти.

– Алкаш-исламист, что может быть лучше – ворчала Айхылу, зная, что в таком приподнятом настроении мать её просто не услышит.

– Он пойдет, обещал пойти, Аллах даст, встанет на ноги. Работать устраивается, грузчиком, ага…