– Там-то? Там карьер, вот от нашего района вообще рукой подать. Мы мальцами там лазали, но сейчас уже не интересно – рассказывал Эльмир, когда они въехали в таинственный Сибай. Город был уютным и удивительно чистым. Дороги не были забиты машинами, дышалось как будто бы легче – мы в поселок Горный, пока по всей родне проедешь, наверно уже к выходным в Басай поедем.

– Тут наверно шахтеров много живет?

– Да нет, уже нет. Добыча то почти на нет сошла. Так, по мелочи. Батя мне рассказывал, мол раньше белазы круглые сутки гоняли, отвалы, вон они, кстати, как горы росли на глазах. А теперь похерили, ну или добывать нечего, я хрен его знает. Но работы в городе мало – Айхылу смотрела как мимо прокатил грузовик грохоча пустым кузовом – не, это камаз обычный, белазы больше раза в три.

В доме какой-то троюродной бабушки толклись люди. Айхылу, к её удивлению, встречали со слезами на глазах, все её обнимали, вели в дом по вязанным коврикам. Она осматривалась по сторонам, постоянно с кем-то здоровалась, отвечала про мать, и все женщины в унисон вздыхали, заслышав только намек на слово развод. Здесь были старики и дети, были молодые парни и девушки её возраста, но все как один приходились ей каким-то боком родственниками. На десятом имени Айхылу решила, что объем памяти в её мозгу заполнен и перестала пытаться запоминать, как и кого зовут. Башкирская речь лилась тут и там вперемешку с русской. Даже в процессе говорения в одном предложении могли стоять рядом русские и башкирские слова, так что иногда Айхылу улавливала смысл разговоров. Больше всего ей понравились две сестренки Ляйсан и Гузель. Погодки, одной шестнадцать, другой пятнадцать были так на друг дружку похожи, что казалось они близняшки. Шумные, смешливые, они сразу перехватили Айхылу в свои руки, споря по какой-то мелочи с Эльмиром и тот ушел в тень. Девушки были говорливы, всё про всех рассказывали, но силы Айхылу после ночной дороги были на исходе, хотелось спать, а впереди был только жирный завтрак, больше походивший на мировое застолье.

– Мы каждое лето в Басае у бабули. Там мало, конечно, ребят нашего возраста, но есть. Много кто летом приезжает, а зимой там делать нечего – рассказывала Гузель.

– А интернет там ловит? – спросила Айхылу.

– Ну мэтеэс плохо ловит, но есть связь, конечно – кивала Гузель – Эльмир тебя повезет?

– Вроде да – отвечала Айхылу, переваривая слово «мэтеэс», которое так и резало слух.

– Да ты если что с нами поезжай, нас папа возит, хоть ни в этой чертовой шахе ехать.

– Чего ты мою ласточку засираешь? – огрызнулся Эльмир и девушки прыснули хохотом. Айхылу улыбалась, усаживаясь за стол. Потом какой-то дед забормотал на арабском, долго говорил непонятные далекие слова, Айхылу изучала ладони, успокаивая себя мыслью, что у неё не «мэтеэс», а йота, а значит в глухой деревеньке будет не так уж и скучно, главное подальше от отца. Хотелось уже прослушать сообщения Олеси, позвонить Тане и узнать, как прошло её первое свидание с тем женатым мужчиной, в общем хотелось собрать сплетен и почувствовать себя причастной к тому, к чему по факту она никакого отношения не имела.

Неделю, как пророчил Эльмир, Айхылу таскали по всем родственникам в Сибае. Она съела в общей сложности ни меньше пяти литров бешбармака, пару коробок чак-чака, может около банки сметаны и уйму всего того, от чего желудок, не привыкший к такой плотной кухне, заворачивался в узел, но корни, а точнее гены к концу недели свыклись с местными блюдами и Айхылу уплетала всё за обе щеки. В процессе она познакомилась, как ей казалось по крайне мере с пятьюдесятью ребятами и девушками её возраста, кто, как и все остальные приходился ей роднёй. Упреки по поводу незнания языка вызывали бурю споров, к которым она отношения не имела. Тут всегда оказывалась какая-то современная тетка лет сорока, что катила бочку на стариков и отстаивала свою позицию отсутствия острой необходимости изучать башкирский. Тетки были всегда разные, споры одинаковые.