Где, может быть, родились вы или блистали, мой читатель» …Пробегитесь по тексту «Евгения Онегина», там нет огромного числа выразительных средств, которые спорят друг с другом, нет большого количества эпитетов, зато есть увлекательный рассказ, есть чувства!

– А знаете, что говорил Джон Стейнбек? – снова вмешивается Михаил Романович. – «Писательство – вещь простая. Из двух фраз следует выбрать ту, что короче; из двух слов – то, что проще; из двух описаний – то, что яснее». Поняли, да?

– Я подумал, – снова поднимается с места Сергей Викторович, – если бы сейчас здесь обсуждали первые повести Юрия Полякова, вы бы его, наверное, не приняли в Союз писателей. Во-первых, у него книжки небольшие, помните? Страниц на сто, не больше – «Апофегей», «ЧП районного масштаба». Там нет длинных описаний, зато все ёмко, точно, хлестко, как у хорошего журналиста, только иронии гораздо больше! Вы бы тоже, Александр Александрович, сказали, что не хватает художественного языка? А возьмите еще одну повесть Полякова – «Парижская любовь Кости Гуманкова», там вообще, о ужас, расписаны прелести жизни за границей, в Париже, где в магазинах всё есть, где за четыре стихотворные строчки поэту дают премию пять тысяч евро. Вы бы, – жест в сторону Философа, – заодно обвинили Юрия Михайловича в отсутствии патриотизма?

– Кому не хватило художественности? – спрашивает Михаил Романович. – Такое впечатление, что вы не читали! Повесть «Прибежище мое и защита моя» метафорична, она вся – метафора, где события ложатся на канву девяностого псалма. Героиня словно проверяет его истины своей жизнью, и даже части повести названы строками из этого псалма. А каждая глава – некий урок, который она проходит, чего ты, Валера, как видно, не понял, – обращается он к Садовникову. – Да что попусту сотрясать воздух «мнениями», давайте уже текст посмотрим, откроем любую страницу, а лучше первую!

Я успеваю подумать: «Наконец-то хоть один человек напрямую обращается к моей повести, без невнятных или огульных обвинений, замечаний!»

Михаил Романович берет в руки книгу, читает:

– «Живущий под кровом Всевышнего, под сению Всемогущего покоится!» – такими словами начинается девяностый псалом. А как это – жить под кровом Всевышнего? Существование мистично. Наполнено любовью. Пронизано тайнами. Открыто для всех тех, кто умеет видеть, чувствовать, слышать. Небесный свет ведет нас по жизни, но сколько нужно пройти, чтобы отыскать дорогу к себе – к своей душе, к Творцу! Есть такое выражение «за гранью возможного», а правда в том, что у возможного нет никаких границ. Неисповедимы пути Господни – принимаем мы это или не принимаем!

Михаил Романович делает паузу, обводит глазами зал, спрашивает:

– И где здесь, по-вашему, журналистика? Это художественное произведение, я бы сказал, повесть о Пути женщины, исповедь.

И он зачитывает еще несколько строк, которые погружают в самое начало истории мной же созданной Марины.

…Некоторые читательницы спрашивали меня после прочтения книги: «Зачем вы заставили свою героиню пройти через столько испытаний?» Отвечаю: «Разве вы знаете хотя бы одного человека, в чьей жизни не было трагедий, разочарований, преодолений?» Но лучше на страницах книги об этом поведает сама Марина…

Все начинается раньше рождения, гораздо раньше. Говорят, душа сама выбирает себе тело, родителей, семью, судьбу. Если это так, – думала я, – почему моя душа выбрала себе такую жизнь? Почему? Чтобы хоть немного понять, мне пришлось…

Вот об этом я сейчас и расскажу. Марина – так меня зовут.

…Случилось, что мама не собиралась рожать второго ребенка – меня. Сестре было всего четыре года! Не знаю всех нюансов, просто мама мне потом рассказывала, что хотела избежать рождения будущего малыша. Ее отговорила врач, мол, пусть растут два ребеночка – это так замечательно!