– Мы своих не бросаем!

На другой день меня вызвали к редактору, я поняла, что у него состоялся разговор с директором департамента.

Только вошла в кабинет, поздоровалась, как услышала едкое:

– Ну, что, побежала вчера жаловаться Палычу?

Редактор не затруднил себя приветствием, не предложил мне сесть. Я так и осталась стоять посередине кабинета. Ответила спокойно:

– Нет, не побежала, я просто ему позвонила.

«Свадебный генерал» чуть не задохнулся от злости:

– Да что ты вообразила? Да… кто он вообще такой, кто?

Мне некстати вспомнились Паниковский с Шурой Балагановым, когда они перепирались «а ты кто такой?», я невольно улыбнулась. От этого усатый Анатолич пришел в бешенство, он кричал так, что я была уверена: слышно не только в приемной, но и на всем этаже. Из его спича я узнала много нового о себе и о Сергее Павловиче.

Вот что интересно: я отмечала оскорбительный тон, понимала, что в этой газете мне больше не работать, но ситуация меня не задевала, я словно смотрела фильм, где мужчина орал на женщину, которая стояла перед ним. У меня не было возмущения, горечи, я чувствовала скорее освобождение.

Вышла из кабинета и в течение следующего часа удаляла с рабочего ноутбука свой архив, что-то перебросила себе на флэшку. Собрала личные вещи, безделушки. Оказывается, перевернуть страницу можно легко и быстро, вот я уже отдаю компьютер нашему сисадмину, с которым всегда дружила.

Выхожу на крыльцо редакции, полной грудью вдыхаю морозный воздух. Мне хорошо. Я свободна!

А лицемер-редактор вскоре устроил на работу в газету свою дочь. Нет, она не журналист, для неё выдумали должность, что-то вроде «специалист по продвижению издания в массы».

Потом у Сергея Павловича, поэта и друга, вышла в свет новая книга стихов, он пригласил меня на презентацию. Тут же нарисовался Анатолич, пришел вместе с журналистом «Вечернего Западносибирска», чтобы, так сказать, лич-чно засвидетельствовать директору департамента свое почтение. Наверное, все-таки вспомнил, «кто он такой»! Подошел к Сергею Павловичу разлить вокруг побольше елея:

– У вас новый сборник стихов вышел – какая радость! Может быть, скажете несколько слов для нашей газеты, вот Ирочка со мной пришла, она напишет!

Проходя мимо редактора, я не удержалась – сказала громко и коротко:

– Старый лизоблюд!

…А писательское собрание продолжается. Меня начинает беспокоить молчание Сергея Павловича Новоселова, который Друг, то есть я полагала, что друг. Он не проронил ни слова, и такое впечатление, будто вообще не собирается говорить.

Не поднимаясь со всего места, тихо и довольно вяло начинает рассуждать Константин Святославович, наш Философ, по образованию, профессии и по духу:

– Татьяна… э-э-э… неплохо пишет, весьма неплохо, вот и Владислав Петрович Рябинин хвалит её, а к нему мы, безусловно, должны прислушаться, безусловно! Но понимаете… э-э-э… почему она смотрит на Запад? Зачем в одной из повестей действие происходит в Париже? Патриотизм, знаете ли, штука такая, его никто не отменял. А у Соловьевой в повести собор Нотр-Дам появляется в нескольких сценах. Так что не знаю, не знаю, можем ли мы, так сказать, взять на себя… э-э-э…ответственность и… рекомендовать Татьяну…

– Ну вот, начал за здравие, а кончил за упокой! – смеется Михаил Романович.

Атмосфера же постепенно накаляется! Было бы любопытно наблюдать за ситуацией со стороны, но я-то внутри, точнее, в центре этого круговорота!

С какой силой одни ругают мои повести, с той же или еще большей силой и страстью другие их отстаивают! Словно раскаленные стрелы летают по залу!