Проболела я тогда больше недели – что-то вроде ОРВИ. Когда я снова появилась на работе, тихая Людочка как раз и поведала о своих, поначалу непростых, отношениях с Анжеликой, о слезах и неуверенности в собственных силах.

– Это пройдет, – говорила она мне, оглядываясь на дверь, – у неё, у Петровны, просто характер такой, вы не принимайте на свой счет.

С тех пор я и решила «не принимать». Не просто дала себе установку, а поняла, прочувствовала: то обидное или горькое, что говорят в твой адрес другие люди, может не иметь к тебе никакого отношения. Ни малейшего! Или же ты задеваешь этих людей, потому что непонятен для них, потому что ты – иной.

А потом был Всероссийский конкурс журналистских работ «Выход есть» – и название-то символичное! От редакции на него послали мою статью про слепого юношу, которая чуть раньше была опубликована в нашей газете.

В конкурсе участвовало 67 регионов. Я заняла третье место, в дипломе, который мне вместе с подарками вручили в Москве, написано: «Лучшая публикация в номинации "Своя чужая боль"».

Мой успех обескуражил Анжелику, еще бы, при любом удобном случае она всячески подчеркивала, что пишу я никуда не годно, а тут – третье место во Всероссийском конкурсе.

– Идите к нашему фотографу с дипломом, пусть он сделает ваше фото! – металлическим голосом, в котором чувствовался скрежет, отчеканила Анжелика. – Да, и информацию подготовьте о конкурсе.

Обо мне напечатали на первой странице – куда деваться?! Это же успех издания.

…Газеты претерпевали непростые времена, ведь люди, особенно молодые, предпочитают интернет. У нас начались разговоры о сокращении штата. В газете «Вечерний Западносибирск» работали всего-то двенадцать журналистов, зато в бухгалтерии – четыре человека. Что уж они там считали с утра до вечера – непонятно. Казалось бы, логичнее сократить бухгалтера! Но редактор думал иначе – уволил одного журналиста. Меня перевели на договор, который продляется ежегодно – если продляется!

Тогда как раз была «горячей» тема о создании доступной среды – для людей с ограниченными возможностями. Я писала про «социалку» и готовила материалы для страницы об инвалидах – эта страница выходила один раз в месяц.

Мои договорные отношения с редакцией по документам заканчивались в феврале. Я зашла к редактору в январе, чтобы узнать, намерен ли он продлять договор.

– Да, конечно! – успокоил меня Иван Анатольевич. – Иди, работай, все хорошо, вон депутаты тебя хвалят! – и по-отечески похлопал меня по плечу.

Через пару дней я пришла на конкурс, который проводился среди инвалидов, и увидела там другую журналистку нашей же газеты, она робко подошла ко мне и смущенно промямлила:

– Меня это… Анжелика Петровна сюда отправила, велела статью написать. Вы скажите, кто тут у них главный, с чего мне начать…

«Ах, Анжелика, чем я тебе так мешаю?» – с раздражением подумала я.

По мобильному тут же набрала ее номер, она сказала:

– А вы у нас больше не работаете!

Пришлось «отлавливать» редактора. Когда он появился, пришла к нему в кабинет:

– Как же так, Иван Анатольевич? Вы меня уверяли, что продляете мне договор.

– Э-э-э… – заюлил редактор, – тут у нас из декрета Галина выходит, она мать двоих детей. Чем я ей должен зарплату платить?

– А что, сумма, которую я получаю по договору, настолько велика? – не выдержав, съехидничала я. – Она покроет все остальные расходы, если вы на ней сэкономите?

– Ладно, иди, я еще подумаю!

Какое там «подумаю», если бал правит Анжелика! И я позвонила Другу, поэту, то есть собственно директору департамента информационной и внутренней политики. Все-таки мы проработали вместе десять лет! Сергей Павлович говорил со мной так, словно мы виделись только вчера. Среди прочего меня очень согрел его мягкий, сердечный тон и слова: