Постоянно занимаясь музыкой, он просил её сесть вместе с ним за инструмент, и они играли в четыре руки. Лёва сильно переживал, если сбивался с такта, стремился отработать досконально каждую музыкальную пьесу. Изучая юридические науки, он сажал её рядом с собой, читал тот или иной параграф, объяснял ей, что многие законы не поймёшь для кого написаны.

– Но писали учёные люди! – возражала она.

– Написать всё что хотите можно, но всегда необходимо учитывать обстоятельство и время, в которое живёшь, а получается, как говорят: что написано пером – не вырубишь топором. А вырубать необходимо, ибо жизнь не стоит на месте!

Она как никто другой видела его мятущуюся натуру. «Он же ещё мальчишка!» – рассуждала она сама с собой, увидев, как он купается в пруду вместе с крестьянскими ребятишками и подзуживает их: «Кто сумеет нырнуть на глубину и достать комок грязи?» При этом не просто поддразнивает их, а сам ныряет и, радостный, выныривая, показывает им комок грязи. Или затеет с ними играть в городки и тут же сам сбивает построенную пирамиду. Потом что-то рассказывает им, а те внимательно слушают молодого «граха», как они его величают, и от души вместе с ним смеются.

А какой азарт его охватывает на охоте. Поспорил с егерем, что он первый выстрелил в зайца, а егерь заупрямился и говорит: «Ваше сиятельство, как вы могли первый выстрелить, когда заяц прямо на меня выскочил и ваш выстрел был второй?» Поспорили! И егерь воочию показал ему, что он неправ. Лев потом сам рассказывал, что необоснованно обидел человека. Он показал Льву, что его дробь попала зайцу в глаз, а его выстрел только шкурку испортил.

– Мне, тётенька, так стыдно стало, что я чуть не заплакал. Слава Богу, застыдился и извинился перед ним.

Хотя Лев утверждал и успокаивал тётеньку, что чувствует себя хорошо, тем не менее венерическая болезнь временами обострялась и беспокоила его. Появился зуд, ощущалось недомогание, и он посоветовался с местным доктором, а тот предложил ему поехать в Москву и обратиться к известному хирургу Оверу: «Он гофмедик и сумеет вам, граф, оказать существенную помощь». Ничего не говоря Ёргольской, он срочно уезжает в Москву.

До старшего брата, Николая Толстого, который служил на Кавказе в армии, доходили слухи, что у младших братьев в самостоятельной жизни не всё ладится. Сергей увлёкся цыганским пением и даже решил выкупить красавицу цыганку, певицу Машу. Родные отговаривали его от этого опрометчивого шага, но он не пожелал никого слушать. Митя метался от одной деятельности к другой: устроился на службу в один из департаментов Москвы, но вскоре ушёл оттуда, занялся торговлей, но и это дело его не увлекло.

Младший, Лев, оставив Казанский университет, приехал в Ясную Поляну, решив жить помещиком и руководить своим хозяйством. Но вскоре стал понимать, что не всё у него идёт по намеченному плану: мужики на сходках как будто слушают его, но не слышат и продолжают делать всё по-своему. «Видимо, тётенька была права, советуя выбирать торные дороги, которые ближе ведут к успеху, а пока только одни разочарования!» – думал Лев.

Беспокоит его и венерическая болезнь, периодически появляется зуд и ощущается недомогание. Доктор Беер посоветовал ему обратиться в Москве к известному хирургу, гофмедику Оверу.

Осенью 1848 года Лев внезапно уезжает в Москву и снимает квартиру в Николопесковском переулке.

Встретив знакомого, Василия Перфильева, Лев рассказал о неудачах, с которыми столкнулся, занимаясь хозяйством в имении.

– Милый Лёва, – заметил Вася, – я на такие подвиги неспособен. Служу по провиантской части, на жизнь не жалуюсь. Надо жить потребностями дня, а если всё время задумываться, то и не заметишь, как молодость пролетит!