– Молчи, негодник, не рви моё больное сердце.

В гостиную зашла её сестра, и Валерьян, смотря на тётеньку невинным взглядом, спросил:

– Как вы думаете, Татьяна Александровна, могу я сделать предложение руки и сердца вашей племяннице Машеньке?

Опешив от такого вопроса, та просто не знала, что и сказать, и тут же, словно очнувшись, произнесла:

– Это, Валерьян, серьёзный вопрос, и он сиюминутно не решается.

Сын тут же уехал, а Татьяна обратилась к сестре:

– Как ты, Элиз, думаешь, может быть, и неплохо, если Маша выйдет замуж за твоего сына и мы будем продолжать жить все вместе?

– А ты, сестра, у Маши спрашивала?

– Пока нет, но, думаю, она не станет возражать.

– Татьяна, ты знаешь, сколько Воле лет и сколько – Маше, она ему почти в дочки годится!

– Ну, это не преграда!

– Я, Татьяна, категорически против этого брака.

– Ну, Элиз, Маша по натуре своей очень добрый человек и будет верной женой твоему Волиньке.

– В этом, сестра, у меня сомнений нет, но я не желаю отдавать её в лапы своему сынку. – А про себя подумала: «Кобелю ненасытному!»

Она хотела было рассказать Татьяне о любовных похождениях Валерьяна, но язык не поворачивался открыть истину. А в глубине души закралась мысль: «А что, если и правда женить его на Маше? Может, и угомонится, хотя вряд ли».

Татьяна, захваченная этой идеей, спросила у племянницы:

– Машенька, как ты думаешь, если Валерьян предложит тебе выйти за него замуж, согласишься или нет?

– Мне, Тюнечка, так хорошо и уютно с вами, век бы не расставалась, поэтому мне всё равно.

– Я не поняла тебя.

– Замуж выходить рано или поздно надо.

– Но тебе нравится Валерьян?

– Я, Тюнечка, пока этого не ведаю, может быть, и да, но больше всего я люблю вас и тётю Элизу. Этого мне достаточно.

Ёргольская была тронута этим ответом, при этом снова подумала, что Машенька даже замужем останется при ней.

«И у меня будет свой угол, куда я без страха смогу приткнуть голову!»

А тем временем Валерьян не оставлял мысль жениться на Маше и всё настойчивее атаковал маменьку, требуя её согласия, так как чувствовал, что юная графиня примет его предложение.

В 1847 году маменька наконец согласилась. Осенью состоялась свадьба, и Маша стала женой Валерьяна.

На следующее утро в дом пришёл управляющий Воробьёв. Прежде чем войти в дом, он раскурил трубку, присев на одну из скамеек. Хотя он и пытался держаться уверенно, его волнение было заметно. Временами судорога пробегала по лицу. Накануне он немало выпил и сейчас пытался залить тот жар, который обжигал его грудь. Наконец, поднявшись и перекрестившись, он вошёл в сени, поприветствовал камердинера Фоку Демидовича и попросил доложить о себе госпоже Юшковой. Полина сидела в кабинете с Ёргольской и знакомилась с последними поступившими бумагами и документами.

– Доброго здоровья, ваше сиятельство!

– Как наши дела, Пьер? – поинтересовалась Пелагея Ильинична.

– Как будто всё порядком, ваше сиятельство! – скороговоркой ответил он.

– Я этого не заметила, – сухо произнесла она, сурово глядя на него, и, не дожидаясь ответа, продолжила: – Большинство окон в доме не помыты, даже мебели в некоторых комнатах нет. Как вы посмели всё разбазарить?

– Ваше сиятельство, Пелагея Ильинична, вы же сами приказали большинство мебелей переправить в Казань. Я так всё по вашему распоряжению и выполнил.

– Скажите, Пьер, я недовольна тем, что некоторые крестьяне сидят в кутузке, и за каждого из них требуют выплатить семьсот пятьдесят руб лей потому, что они торговали вином.

– Я с этим вопросом, графиня, ваше сиятельство, уже разобрался. Большинство денег внесено, другие вот-вот заплатят.