На службе ему доводилось испытывать сильный страх. Например, однажды он в составе группы из трех человек обыскивал дом, в спальне которого на верхнем этаже неделю пролежала мертвая старуха. Смерть выглядела естественной, без признаков насилия, однако соседка, вызвавшая полицию, утверждала, что совсем недавно старушка якобы приютила одну психически неуравновешенную девушку – и спустя всего пару дней перестала выходить из дома. С оружием наперевес и с фонариком, задыхаясь от вони гнилого мяса, Август вместе с напарниками прочесывал на удивление просторный первый этаж и подвал. Потом, когда в доме никого не обнаружили, он постарался не показывать эмоций, скорчив невозмутимую гримасу, но во время обыска, открывая двери в комнаты и заглядывая в шкафы, он остро чувствовал присутствие сумасшедшей дамочки, которая вот-вот, будто в дешевом ужастике, выскочит на них с тесаком. Воздух кругом дрожал, как после громкого хлопка.

Тогда страх, от которого трясся луч фонарика, шел изнутри: от вида старушечьего трупа в памяти всплыли воспоминания о фильмах ужасов. То, что не давало Августу двигаться сейчас, напротив, хлынуло извне, будто в этой части башни царила своя атмосфера: на двадцать градусов холоднее и насквозь пропитанная ужасом. Августу до боли хотелось пошевелиться, переставить ногу на следующую ступеньку, но он боялся оторвать подошву от камня – вдруг колени подогнутся, он упадет лицом вниз и не сумеет больше подняться… Тогда он останется совершенно беззащитным перед здешним хозяином, перед вампиром…

– Август!

Он поднял голову. Тони стоял пятью ступеньками выше.

– Август, – повторил он. – Идем.

Август хотел сказать, что не может, но зубы так сильно стучали друг о друга, что он не сумел выдавить ни слова.

– Это Мундт, – сказал Тони. – Это из-за него тебе страшно.

Август кивнул, слабо дернув головой.

– Реакция вполне естественная, – заверил отец. – Он – полная противоположность всей твоей сути. Прости, надо было сразу догадаться. Постарайся думать о чем-нибудь другом. Помогает. Знаешь, что делаю я? Вспоминаю стихи самых занудных викторианцев, которых только помню. Хочешь, прочитаю тебе одно?

Почему бы нет? Август кивнул.

– Сначала я подумал, что он лжет, – заговорил Тони. – Седой калека, хитрый щуря глаз.

Поэма оказалась длиннее, чем думал Август. Поначалу он пытался уследить за развитием событий, но страх постоянно отвлекал. Отец то и дело менял интонации, говоря то громче, то тише, то вовсе затихая; и возникало ощущение, будто Август невольно подслушивает его разговор с самим собой. Сюжет тем временем разворачивался, Август понемногу брал себя в руки, пока наконец Тони не дошел до строк:

После этого Августу удалось сосредоточиться на словах отца. Когда старик замолчал, он спросил:

– Это все?

– Это все.

– Но…

– Идти можешь?

Мог, хоть и с трудом. Трясущаяся нога медленно поднялась на следующую ступеньку.

– Повторишь еще раз?

– Конечно. Давай скорей. Сначала я подумал… – сказал Тони, и Август поднял левую ногу.

Герой стихотворения – судя по всему, некий рыцарь – сошел с дороги и пересек бесплодное поле, заросшее бурьяном и чертополохом. На стенах лестницы вновь замелькали символические изображения лабиринта, будто наполненные черной водой. Рыцарь встретил тощего коня, перешел вброд поток, что «не был мрачно медленным» и «мог, бурля и пенясь, омывать скорей копыта раскаленные чертей». Над головой Тони показался дверной проем. Рыцарь ступил на земли, где велась война и «битвой стоптан почвенный покров», увидел то ли колесо, то ли «орудье пытки» – «трепало, чьи клыки тела людские рвали на клочки, как шелковую пряжу». В дверном проеме замерцал слабый свет. Наконец рыцарь добрался до предмета своих исканий – Черного замка, слепого, «как безумца сердце».