Он ткнул пальцем за спину.

– И что оно делает?

– Я видел, как оно высосало одно из порождений зеркала. Оставило от него пустую оболочку. Непонятно, каким образом.

Новый тоннель был короче прежнего и тоже испещрен рисунками в виде колец и лабиринтов. Он изгибался против часовой стрелки, пока не уткнулся в голую скалу. Август сам заметил проход в левой стене прежде, чем Тони показал, куда двигаться дальше.

– Ты так и не объяснил, что случилось с узником, с этим Мундтом. Ну, после того как он стал вампиром.

– Он совершил преступление, – ответил Тони. – Не знаю, какое именно, но, судя по всему, довольно серьезное. В наказание его заточили в башню, которую отправили в космос. Эта башня… Мундт неразрывно связан с ней самим своим существом. В ней заключен он сам и вся его боль. И боль его жертв – тоже.

– Ты про крики, да?

– Считается, что так он будет мучиться сильнее, хотя как оно на самом деле, не скажу.

– Жестокое наказание.

Тони пожал плечами.

– Все-таки он та еще тварь.

Как и прежние тоннели, этот был исчерчен рисунками в виде разорванного круга и лабиринта и тоже уходил налево.

– Как так получается, что мы идем в одну сторону, но не возвращаемся в прежнее место? – спросил Август.

– Внутри башни свое пространство, – пояснил Тони. – И время течет иначе. Может, медленнее, а может, быстрее. Сколько ты здесь уже? Час?

– Около того, да.

– А для тех, кто снаружи, прошло не более пары минут.

Проход завершился узкой аркой, после которой наверх уходила лестница. Возле ступенек Тони остановился. Сверху летел нестройный хор криков.

– Так мы попадем в центральную комнату башни. Прямо напротив лестницы будет выход. Дверь с черной рамой. Она-то нам и нужна. Есть вероятность, что Мундт тоже наверху. Но, судя по всему, он достаточно слаб, и я сумею его отвлечь, чтобы ты сбежал.

– Погоди-ка… Не понял?

– Когда будешь возле двери, правой рукой прикоснись к раме и подумай о том, куда хочешь попасть.

– Куда мы хотим попасть, – исправил его Август. – Ты ведь идешь со мной?

– Посмотрим.

– В каком это смысле? Пап, я уже не ребенок. Я тебя не брошу! Ты и так просидел здесь слишком долго. Твою мать, да я вообще не знал, что ты куда-то подевался!

– Ты ведь помнишь, что я люблю тебя, сынок?

– Хватит! – огрызнулся Август. – Не смей так говорить. Думаешь, я не понимаю, к чему ты клонишь? Готовишься к великой жертве, да? Так вот! Не смей!

Тони улыбнулся.

– Ну вот, опять мы спорим…

Левой рукой он достал из-за спины большой нож, до того спрятанный под рубашкой.

– Лишь теряем зря время.

– Где ты его раздобыл? – удивился Август.

Лезвие ножа было в добрых полметра длиной, с желобком посередине, а рукоять – явно костяная.

– У порождений зеркала. Откуда они взяли, не уверен. Я не всю башню излазил. Возможно, нож лежал там, куда я не дошел.

– Пользоваться им хоть умеешь?

– А ты думал, я своих двойников убиваю голыми руками?

– Да, верно… Хорошо, что ты не зарезал меня сразу, как только увидел.

– Я хотел, – признался Тони. – Но почему-то не стал.

– Это радует.

– Ладно, давай скорее.

Здесь на стенах повторялся один рисунок – лабиринт, нарисованный каждые полметра. Казалось, символы светятся; они будто проваливались в непроглядную тьму. Августу ужасно хотелось поговорить с Тони: сказать, что он его любит, что скучает по их телефонным разговорам, что больше не держит на него зла из-за развода с матерью и вообще – это были глупости. Однако слова застряли в горле; по лестнице прокатилась невидимая волна страха, накрывшая его с головой. Температура упала градусов на двадцать. Ноги подкосились, волосы на затылке встали дыбом. Холод пробрал до самого нутра, застудив сердце, кишки и яйца. Август был готов орать во все горло, но рот сковало.