В Наказе слова с морфемой свобод употребляются в нескольких смыслах. Во-первых, это лишение личной свободы посредством заключения под стражу и тюремного заключения:
«Но ежели законодательная власть мнит себя быти в опасности по некоему тайному заговору противу Государства или Государя, <…> то она может <…> дозволити власти, по законам исполняющей, под стражу брать подозрительных граждан, которые не для иного чего теряют свою свободу на время, как только чтоб сохранить оную невредиму навсегда» (ст. 136).
«…Людей, кои порук по себе сыскать не могут, законы во всех землях лишают свободы, покамест общая или частная безопасность того требует» (ст. 137).
«Тот погрешит против безопасности личной каждого гражданина, кто правительству, долженствующему исполнять по законам и имеющему власть сажать в тюрьму гражданина, дозволит отымать у одного свободу под видом каким маловажным, а другого оставляти свободным, несмотря на знаки преступления самые ясные» (ст. 160).
«Быть под стражею не должно признавать за наказание, но за средство хранить опасно особу обвиняемого, которое хранение обнадеживает его вместе и о свободе, когда он невиновен» (ст. 172).
«Смерть злодея слабее может воздержать беззакония, нежели долговременный и непрерывно пребывающий пример человека, лишенного своей свободы для того, чтобы наградить работою своею, чрез всю его жизнь продолжающеюся, вред, им сделанный обществу» (ст. 212)23.
Другое встречающееся значение – это уже знакомое нам по более ранним законодательным актам освобождение от личной зависимости, предполагающей потерю правосубъектности. В этом смысле слова с морфемой свобод употреблены дважды и прежде всего в знаменитой ст. 260 главы XI, где речь идет о рабстве, но, как было понятно всем современникам Екатерины, в действительности – о крепостном праве:
«Не должно вдруг и чрез узаконение общее делать великого числа освобожденных».
Стоит обратить внимание на то, что освобождение в этой главе прямо противопоставляется неволе:
«…Когда закон естественный повелевает Нам по силе Нашей о благополучии всех людей пещися, то обязаны Мы состояние и сих подвластных облегчать, сколько здравое рассуждение дозволяет.
Следовательно, и избегать случаев, чтоб не приводить людей в неволю…» (ст. 252, 253).
Как известно, именно глава XI Наказа стала объектом жесткой критики первых читателей Наказа и подверглась серьезной правке. Сохранившийся первоначальный текст этой главы, написанный рукой Козицкого и с правкой Екатерины, дает возможность восполнить некоторые пробелы. Так, слово неволю в приведенной выше ст. 253 было вставлено императрицей вместо слова рабство. Не вошедшие в окончательный текст Наказа статьи разъясняют:
«Два рода покорностей: одна существенная, другая личная, то есть крестьянство и холопство.
Существенная привязывает, так сказать, крестьян к участку земли, им данной. <…>
Личная служба или холопство… принадлежит больше лицу или особе. <…>
Какого бы рода покорство ни было, надлежит, чтобы законы гражданские… злоупотребление рабства отвратили…» (5, с. 196–197).
Последняя из приведенных цитат показывает, что в понимании Екатерины состояние и собственно крепостных крестьян, и холопов (в терминологии того времени – дворовых) является состоянием неволи, рабства. Далее в этом тексте несколько раз употреблено слово