Полсотни лет спустя в одном из ранних указов Петра I мы вновь встречаемся с подобным словосочетанием, но уже в ином контексте:

«По указу Великого Государя велено свободных людей и крестьян, которые будут от помещиков и вотчинников своих свобождены на волю, и которым доведется отпускныя дать из приказу Холопья суда, отсылать в Преображенское, и которые из них годятся в солдаты, и тех имать в солдаты»20.

В данном случае речь идет уже не о холопах, а о крестьянах. Это заставляет предположить, что спустя полвека крепостное состояние также стало восприниматься как полная личная зависимость, предполагающая потерю правосубъектности, и связываться с понятиями воли и отсутствия таковой. При этом стоит заметить: согласно тому же указу, холопы фактически имели право записываться в солдаты без разрешения их хозяев, в то время как крепостных крестьян было велено возвращать помещикам, которые взамен должны были поставлять в армию даточных людей из дворовых.

С точки зрения интересующей нас темы примечателен также петровский Манифест о вызове иностранцев в Россию 1702 г., особенность которого в том, что он был адресован именно иностранцам. В тексте этого документа неоднократно встречаются слово свобода, производные от него и слово вольность:

«И понеже здесь в столице нашей уже введено свободное отправление богослужения всех других, хотя с нашею церковию несогласных христианских сект, того ради и оное сим вновь подтверждается…

И буде при наших армиях отдельные офицеры или же целые корпуса, состоящие из полков и рот обретаются, при коих находятся проповедники, то и они имеют без сомнения пользоваться всеми теми выгодами, преимуществами и вольностями, каковыя мы даровали таковым церквам здесь в столице, в Архангельске и в иных местах…

А дабы все те, которые в нашу службу вступят, уверены были, что они не будут лишены свободы оставлять нашу службу, того ради мы их сим обнадеживаем…» (7, с. 535–537).

Особенно примечательны два последних примера. В обоих случаях речь по существу идет о правах – неправославных проповедников и военнослужащих-иностранцев – и при этом слова вольности и свобода употреблены фактически как синонимы. Применительно к вольности подобное словоупотребление прямо противоречит отмеченному А.Г. Лисицыным одному из значений этого слова как «недозволенности, преступающей определенные нормы», в чем, по его мнению, и выражена «внезаконность» воли (9). Слово свобода как обозначение права можно обнаружить и в других законодательных актах петровского времени.

Так, к примеру, в Указе «Об отмене рядных и сговорных записей» 1702 г. читаем:

«А буде кто дочь или сестру, или какую свойственницу, или девица, или сама вдова сговорит замуж за кого, и прежде венчания обручению быть за шесть недель, и буде обручатся, а после сговору и обрученья жених невесты взять не похочет или невеста за жениха замуж идти не по-хочет же, и в том быть свободе, по правильному Святых Отец разсуждению…» (7, с. 718).

В Воинском артикуле 1716 г.:

«…Таковому обиженному свободно есть о понесенном своем безчестии и несправедливости Его Величеству, или в ином пристойном месте учтиво жалобу свою принесть, и тамо о сатисфакции и удовольствовании искать и ожидать оныя» (артикул 24).

«Хотя он, сверх своей очереди, иногда с досады от своего офицера на работу командирован, однако ж не надлежит от оной укрываться и отбыть, но надобно оное исправить. А по окончании той работы свободно есть ему о неправом командировании жалобу принесть, что и во всех других командированиях смотреть надобно» (артикул 52)