Производство поясов, видимо, составляло особую ремесленную специализацию. Дорогой пояс был своего рода отличием феодала, как это видно из одного немецкого документа, где знатные новгородцы именуются «золотыми поясами».

Москва была и одним из центров изготовления дорогих шитых пелен и воздухов (покровы на церковные сосуды) с изображениями креста, различных фигур и целых сцен. Большинство шитых плащаниц, сохранившихся до нашего времени, сделано на средства князей, княгинь и бояр руками их холопов.

Образцом московского шитья является воздух 1389 года, сделанный по заказу или в мастерской великой княгини Марьи, вдовы Симеона Гордого. На нем вышита надпись: «В лето 6897 нашит бысть воздух повелением великий княгини Марии Семеновыя».[255] Воздух был предназначен для какой—либо из московских церквей, возможно для церкви Спаса на Бору в Кремле, так как в центре воздуха изображен Нерукотворный Спас. Дорогое шитье было одним из тех занятий, за которым присматривали в своих мастерских княгини и боярыни, но такие мастерские не могли обслужить широкой потребности рынка в церковных плащаницах и воздухах. Поэтому можно предполагать существование ремесленных мастерских, работавших на сбыт, а чаще всего по заказу.

Характерным московским ремеслом было иконное дело. Большинство иконников принадлежало к числу монахов или духовенства приходских церквей. Писание икон считалось занятием богоугодным и поощрялось в монастырях. Поэтому даже среди московских митрополитов были люди, прославившие себя иконным мастерством (Петр, Симон, Варлаам, Макарий). Тем не менее, иконное дело не могло обходиться без помощи ремесленников из черных сотен и слобод. В 1481 году иконные мастера написали целую композицию «Деисус с праздники и пророки» в московский Благовещенский собор. Из четырех мастеров двое принадлежали к духовенству (иконник Дионисий и поп Тимофей), о двух других можно говорить как о ремесленниках, потому что летопись их называет просто Ярец и Конь. Эта даже не имена, а прозвища, довольно распространенные среди московских посадских людей более позднего времени.[256] Позже, в 1509 году Андрей Лаврентьев «да Иван Дерма, Ярцев сын» дописали «деисус» для Софийского собора

в Новгороде. Этот Иван Дерма, Ярцев сын, мог быть сыном Ярца и, как его отец, специализироваться на «деисусах».[257]

В 1488 году церковь Сретения расписывал фресками мастер Долмат—иконник, а в 1508 году «мастер Феодосий Денисьев» подписывал золотом церковь Благовещения. В том же году «Федор с братиею» расписывал иконы того же собора.[258]

В Пскове и Новгороде иконники составляли особые артели – «дружины». Такую же организацию ремесла следует предполагать и в Москве. Так, летописное сообщение о росписи московских соборов при Симеоне Гордом говорит о митрополичьих писцах и писцах великого князя. Первые были греками, а великокняжеские мастера русскими («русьския писцы»). Старейшинами и начальниками их были Захарий, Иосиф, Николай «и прочая дружина их». В 1345 году производилась роспись церкви Спаса на Бору, «а мастер старейшина иконником Гойтан».[259] Это не имя, а прозвище: гайтан, или гойтан, – шнурок, в особенности для тельного креста.

Знаменитейшим из московских иконописцев XV века был Андрей Рублев, о котором достоверно известно как о монахе, чернеце. Но неправильно было бы причислять всех видных иконописцев XIV–XV столетий к монахам. Прозвище «иконник» иногда просто определяет профессию, без приложения «чернец», «старец», «поп» и т. д. Оно чаще всего указывает на ремесленника и его ремесленную специальность. Громадная потребность в иконах, которые считались необходимой принадлежностью любой избы, не могла быть удовлетворена только княжескими и монастырскими мастерскими. Крестьяне и черные люди в основном покупали иконы на рынках.