Восточные купцы в свою очередь посещали Москву и пользовались в ней значительным влиянием. Во время междоусобий середины XV века упоминаются Резеп—хозя и Абип, которым задолжал князь Юрий Галицкий, затративший большие деньги на подкуп золотоордынских вельмож. С восточными купцами заключались сделки, и на их имя составлялись письменные документы – «кабалы».[385]

По Волге шли на восток меха, кожи, мед, воск; с востока привозились ткани и различные предметы обихода.[386] Значение восточной торговли для русских земель XIV–XV веков было чрезвычайно велико и нашло свое отражение в русском словаре, где восточные названия тканей и одежды утвердились очень прочно. Так, уже в духовной Калиты названо, например, блюдо ездниньское – из Иезда в Персии, «пояс золот царевский», то есть золотоординский, 2 кожуха «с аламы с жемчугом», то есть богатые воротники с украшениями (от арабско—татарского слова «алам» – значок). Торговля Москвы с Востоком только начинала развиваться в XIV–XV столетиях, но и тогда уже получила большое значение. Поэтому даже в церковных книгах мы порой находим неожиданные записи восточных слов, почему—либо заинтересовавших переписчика или владельца рукописи. «Бирь, еки, уючь, тоучь, беш, алтын», – читаем, например, названия восточных цифр на страницах одной книги XV века, находившейся в библиотеке московского Чудова монастыря.[387]

Кроме водного пути, к Сараю и Астрахани шла сухопутная дорога. По ней нагайские татары гоняли на продажу в Москву косяки коней. В конце XV века астраханский хан каждый год отправлял этим путем посольство к московскому великому князю и «караван татарских купцов с джездскими тканями, шелком и другими товарами». Путь из Астрахани в Москву шел «почти беспрерывно через степь».[388]

Связи Москвы с отдаленным севером поддерживались при посредстве Дмитрова, ближайшего северного порта Москвы. Рост этого города стал особенно сказываться в XV столетии, когда Дмитров сделался стольным городом особого удельного княжества. Как быстро росло значение Дмитрова, можно проследить по тому, каким князьям этот город доставался в удел. Дмитрий Донской отдал Дмитров четвертому своему сыну Петру. Василий Темный передал его во владение второму сыну Юрию. Позже Дмитров перешел во владение также второму сыну Ивана III – Юрию Ивановичу. Таким образом, Дмитров доставался вторым сыновьям великого князя, следовательно, считался самым завидным уделом, поскольку великие князья наделяли своих детей городами и землями по старшинству. Самым старшим доставались лучшие уделы.

Экономическое значение Дмитрова зиждилось на том, что от него начинался прямой водный путь, связывающий город с верхним течением Волги (Яхрома, на которой стоит Дмитров, впадает в Сестру, Сестра – в Дубну, приток Волги). Устье Дубны было местом, где речной путь разветвлялся: одна ветвь шла на север, а другая – на запад. Здесь товары нередко перегружались из мелких судов в большие.[389] Удобное положение Дмитрова было особо отмечено Герберштейном, точно назвавшим все реки, которые связывали Дмитров с Волгой. «Благодаря такому великому удобству рек тамошние купцы имеют великие богатства, так как они без особого труда ввозят из Каспийского моря по Волге товары по различным направлениям и даже в самую Москву», – пишет Герберштейн.[390] Дмитров вел крупную торговлю с севером, откуда везли соль, которую закупали не только купцы, но и монастыри, порой в больших размерах. При посредстве Дмитрова поддерживались торговые отношения Москвы с далеким севером. Московские промышленники ходили на Печору ватагами уже при Иване Калите. Владея Дмитровом и устьем Дубны, московские князья держали под своим контролем верхнее течение Волги. Поэтому Углич, Ярославль и Кострома рано попали в сферу влияния московских князей.