В прихожей мужские туфли...

— То есть, в этом я виновата? Ты хоть понимаешь, что играешь на слабостях ребёнка ему во вред?! — возмущённо бросает Марина мне в спину.

— Не преувеличивай. — Встряхиваю над головой пистолет с большой прозрачной обоймой. — Внутри муляж, а не пули.

И где-то в глубине души мне даже жаль. Я б пострелял.

— Нет, это просто невыносимо… Ты добьёшься, что я запрещу тебе приходить!

— Попробуй! — ухмыляюсь зло. И ведь хочу, чтоб она запретила. Чтоб дала основание к ней прикоснуться.

Но Марина лишь рассерженно сопит мне в спину, следуя за мной.

Меня бомбит. Пытаюсь совладать с собой, но ни черта не получается.

Что-то совсем не с того мы начали.

Я разворачиваюсь, стараясь сосредоточиться на чём-то помимо присутствия где-то здесь мужика в такое позднее время.

— Это тебе. — Протягиваю букет.

Марина скептично вскидывает бровь.

— Спасибо. Иван непременно оценит, — намекает, что я ради него расстарался.

И мне бы возразить, но… определённый резон в её словах есть.

У меня срабатывает триггер на чужие букеты. Те васильки от Гарика до сих пор горят перед глазами! Цветы в руках женщины как тревожная кнопка — если приняла их, значит, приняла и подкат дарителя. Как минимум поощряет его знаки внимания. И Верблюдов со своим веником сегодня засадил по больному.

Как тварь крайне взаимная я просто не мог оставить это без внимания.

Пока она наполняет вазу водой, осматриваюсь.

— Твой прошлый дом был побольше. Почему переехала?

— Мать вбила себе в голову, что мешает моему личному счастью. Теперь живёт отдельно, а на свою половину с продажи я сделала первоначальный взнос по ипотеке.

— Вряд ли под личным счастьем она подразумевала это травоядное. У ебужонка что, своего вольера нет? — рвётся из меня ревниво. — Что он здесь делает в такое время?!

— Хотел бы сказать — живу, но не люблю торопить события.

Разворачиваюсь к дверному проёму, в котором невозмутимой статуей застыл Иван.

Охренеть заявочка…

Меня от неё скручивает.

— Это ты правильно, Ваня. Не надо торопиться… Как бы ноги в спешке не переломать. Это больно и глупо.

Марина с громким стуком опускает вазу на стол.

— Пока что глупо ведёшь себя только ты! Напомни, ты зачем пришёл — по делу или угрожать? — Со злостью смотрит на меня.

— Сложно быть адекватным с человеком, который… — окатываю Ивана выразительным взглядом. — Лезет, куда ему не следует. Ты уж извини, Ваня, но то, как и с кем живёт мой сын, я буду решать без суфлёров. Свободен.

— Ты не много на себя берёшь? — задыхается возмущением Марина.

— Ты мне сильно задолжала…

— Это мой ребёнок!

Заправляю ей за ухо волосы, жадно проскальзывая пальцами по коже.

— Наш.

В груди щемит от тоски и чувства потерянного времени.

Она вспыхивает. Отшатывается…

— Лиам, я уже говорила — твоя заслуга преувеличена. Закроем тему.

— А я говорю, что от участия в жизни Лёшки не отказывался. Просто тебе удобно делать из меня крайнего, правда?

— Сбавь тон, парень, — встревает Иван.

Игнорирую. Иначе прибью.

— Всё просто, Марина. Не хочешь терпеть меня рядом, значит, к сыну будешь ходить в гости.

Беспредел, знаю. Но выдаю в ответ жесть, потому что внутри клокочет. Я не понимаю, чем заслужил эту её враждебность и почему меня с детства все постоянно футболят?!

— Только попробуй!

Марина сжимает букет до побеления пальцев. И кажется, что вот-вот хлестанёт меня им по лицу! Но отвлекается на приближающийся топот детских ног...

Алёша застывает в дверях, восторженно смотрит на пистолет.

— Нравится? — произношу коротко, будто этот выдох из меня ударом выбило.

Растопырив пальцы, Лёшка тянет ко мне руки...

Ладно, не конкретно ко мне. Но выглядит и воспринимается это именно так.