– Ба-ба-ба-ба, – Митка ещё не умел разговаривать, но Лу его понимала и без слов.

– Одним мужчиной в нашем племени теперь стало больше, – объявила Саха, потягиваясь словно со сна.

Ещё бы! Целый день из шалаша не выходила, спина, руки, ноги замлели.

– Хорошо, – улыбнулась Ара. – Как Кида?

– Спит. Думаю, у нас получилось.

Раньше в племени искусной лекаркой была старая Раха. Никто не был готов занять её место. Но пришлось спешно учиться.

– Когда Лу пришла в себя? – Ара решилась узнать про сестру.

Саха потянула рыбу за хвост, стала помогать чистить.

– Вскоре после твоего ухода она вдруг открыла глаза и сказала…

– Что?

– Я не запомнила точно. Что-то странное. «Они услышали ангела…». Или «они почуяли ангела…». И будут искать его. Или хотят найти. Это был бред. Меня Лу в тот момент не видела и не слышала. А потом закрыла глаза и заснула. И перед твоим приходом проснулась с виду здоровой.

– Я благодарна тебе, Саха, за твою доброту.

– Ну что ты. В нашем маленьком племени теперь по-другому нельзя… Иначе пропадём.

Первый день в новой жизни закончился. Вечером костёр освещал сидящих вокруг людей. Как за день они не устали, всё равно не спешили ложиться. Всем хотелось посидеть, поговорить, посмотреть друг на друга, словом, убедиться, что они справились сегодня, а, значит, есть надежда, что справятся и впредь, со всею дальнейшей жизнью, сколько бы она не длилась.

Делились событиями.

– Мальчик – это хорошо, – радовались мужчины, бросая одобрительные взгляды на Киду, лежащую тут же у костра. Ара с Сахой помогли ей выйти к соплеменникам. У её груди сопел розоволицый младенец.

– Оно бы и девка была бы неплохо, – не совсем согласилась Фена.

– И, наверное, это хороший знак, что в первый же день наше племя пополнилось, – задумчиво произнесла Саха, глядя на родные лица.

Трудно привыкнуть к тому, что осталась такая горстка людей.

И печаль тихой тенью опустилась на сидящих…

Вела смущённо заёрзала. Саха ещё не знает, что их племя пополнилось не только младенцем. Никто не знает. И лучше им пока не говорить.

Ёжичек махонький пыхтел в кустах. Ну как его бросить в тех кустах одного? Пропадёт же. И Вела взяла его к себе, спрятала в самый дальний уголок шалаша. Там у неё уже лежали котята.

Но про котят племя знает, она несла их в руках. А кошка пропала. Ну ладно, хоть котята целы остались.

– Нашли место? – нарушила бабка установившееся на некоторое время молчание и первой перешла к делу.

Она почти самая старая в племени, ей больше всех было жаль понапрасну тратить оставшуюся жизнь.

– Нашли, – неспешно ответил старейшина. – Пришлось походить немало, но есть доброе местечко. Там и начнём свой новый дом. Завтра Лека и дед останутся здесь. Надо инструмент какой-никакой готовить. Вот они и займутся.

Лека виновато вздохнул. Нога болела, и сегодня он доставил больше хлопот, чем пользы.

А дед – самый старый. Старше бабки. Сколько ему годов исполнилось, он не помнил, а другие не удосужились посчитать. Сам дед заявлял, что уже видел зим столько, сколько на ином дереве веток не бывает. Значит, много.

Под бойню тогда не попал по чистой случайности, на берегу, много ниже своего селения, долбили с Назом из дерева лодку, не слышали ничего.

Его-то потом Наз и тащил всю дорогу, несмотря на вопли: «Брось меня, дурень, мне всё равно где помирать».

Вот не помер. Но ходок из него был неважный. И теперь на слова старейшины он молча почесал седую лохматую голову. Хотел что-то возразить, но передумал. Не бывает пользы от стариков. Ушло его время. Знать, напрасно Наз мучился, его сюда тащил.

– Мы опять уйдём на целый день, – продолжил старейшина. – Лок и Гёра пойдут с нами, посмотрят дорогу, потом вернутся сюда. Они будут каждый полдень еду нам приносить, чтобы мы не бегали взад-вперёд – путь неблизкий. А то до вечера голодными быть тоже тяжело.