Поэт сел за кухонный стол, посыпал отварную картошку на тарелке петрушкой, отдельно положил селёдочку, а сверху лучок, посолил крупной солью картошечку, всё полил маслицем и дал настояться. Долил в стакан водки, взял аккуратно его в руки:
– За тебя, Мэри. Люблю!
И выпил почти целый стакан! Закусил селёдочкой. Помял картошку и жадно ел, голодный, как волк. Вышел на террасу, сел в кресло, закрыл глаза и снова увидел её в мечтах, и заулыбался широко и счастливо.
Решительно собрался печатать роман, но тема не пошла, и он снова уснул.
День прошёл, но муза не появлялась. Поэт бился головой об стену, лежал на полу, выпил три чашки кофе – не помогало, муза молчала. Он играл на гитаре то мажорную, то минорную музыку, тихонечко пел «Hallelujah»3, долго думал, кричал на себя – всё впустую, всё без толку, не было музы. И Поэт взмолился:
– Господи, ты сказал мне: «Следуй за мной», и я иду за тобой. Боже, прошу тебя – помоги мне, пожалуйста!
И начался дождь за окном. Поэт смотрел на дождевые капли:
– Дождь. Нет большей тоски, чем жажда любви в грустный день. Грусть моя, грусть, ответь же мне – на каком языке идёт дождь? Что он мне говорит? А она тоже тоскует? По мне?
Наконец Поэт позвонил Мэри и сказал ей уверенно:
– Здравствуй, это я.
– М-м-м, мужественный! Красавчик, привет!
И он закричал:
– Я хочу тебя! Ты слышишь меня? (В нём была уверенность и мужицкая отчаянная наглость до безрассудства – во что бы ни стало ей обладать.) Очень хочу! Тебя хочу!
– Что ты кричишь? Меня? А-ха-ха-ха! Что ещё?
– Видеть хочу у себя!
– А зачем у тебя?
– Чтобы роман написать про тебя, я должен знать про тебя всё! Всё! Я хочу увидеть, обнять тебя и любить! Целовать! Люби-и-и-ть!
– А-ха-ха! Любить?
– Ты вспоминала меня?
– Да, Поэт.
– Приезжай же скорее ко мне! Я вышлю такси за тобой!
Она минуту молчала, а Поэт уверенно, с нажимом, спросил:
– Ну что ты молчишь?! Я. Хочу. Только тебя.
– М-м-мм, хорошо. Я заеду в гости к тебе на чашечку кофе и посмотрю, как ты мне пишешь роман. Говори адрес, и завтра меня привезёт лимузин.
– Тогда собирай вещи и платья на несколько дней! И завтра ко мне.
Мэри чуть помолчала и тихо спросила:
– Поэт?
– Что, Мэри?
– А чем закончился тот вечер? Я не помню.
– Это не важно. Я люблю, я жажду только тебя.
– А-ха-ха-ха!
– Ух-х!
Назавтра лимузин со знакомым охранником из Москвы привёз её в Тарусу, плавно подкатил и остановился возле дома. Мэри надменно сказала водителю: «Пардон, я в новых туфлях, меня прямо к калитке!» Лимузин (отца) послушно проехал два метра и встал вплотную к калитке.
На калитке большого красивого дома был нарисован во весь рост суровый Ангел-воин с копьём, обнимающий девочку, а над ним – полустёртая надпись: «Мир входящему». Водитель удивлённо присвистнул, проводил Мэри с багажом до дверей, вернулся, сел в лимузин, но не уехал. На дубовой входной двери дома висела дощечка-молитва, которой надо было стучать. Мэри улыбнулась, вынула зеркальце, посмотрела на себя, довольно кивнула и решительно постучала дощечкой. Дверь оказалась открыта.